Переклички лесные зеленого мая —
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я – изысканный стих.
Мои песнопенья
В коих песнопеньях – журчанье ключей,
Что звучат все звончей и звончей.
В них – женственно-страстные шепоты струй,
И девический в них поцелуй.
В моих песнопеньях – застывшие льды,
Беспредельность хрустальной воды.
В них – белая пышность пушистых снегов,
Золотые края облаков.
Я звучные песни не сам создавал,
Мне забросил их горный обвал.
И ветер влюбленный, дрожа по струне,
Трепетания передал мне.
Воздушные песни с мерцаньем страстей
Я подслушал у звонких дождей.
Узорно-играющий тающий снег
Подглядел в сочетаньях планет.
И я в человеческом – нечеловек,
Я захвачен разливами рек.
И в море стремя полногласность свою,
Я стозвучные песни пою.
Гармония слов
Почему в языке отошедших людей
Были громы певучих страстей?
И намеки на звон всех времен и пиров,
И гармония красочных слов?
Почему в языке современных людей —
Стук ссыпаемых в яму костей?
Подражательность слов, точно эхо молвы,
Точно ропот болотной травы?
Потому что когда, молода и горда,
Между скал возникала вода,
Не боялась она прорываться вперед, —
Если станешь пред ней, так убьет.
И убьет, и зальет, и прозрачно бежит,
Только волей своей дорожит.
Так рождается звон для грядущих времен,
Для теперешних бледных племен.
Солнце удалилось
Солнце удалилось. Я опять один.
Солнце удалилось от земных долин.
Снежные вершины свет его хранят.
Солнце посылает свой последний взгляд.
Воздух цепенеет, властно скован мглой.
Кто-то, наклоняясь, дышит над землей.
Тайно стынут волны меркнущих морей.
– Уходи от ночи, уходи скорей.
– Где ж твой тихий угол? – Нет его нигде.
Он лишь там, где взор твой устремлен к звезде.
Он лишь там, где светит луч твоей мечты.
Только там, где солнце. Только там, где ты.
Голос дьявола
Я ненавижу всех святых, —
Они заботятся мучительно
О жалких помыслах своих,
Себя спасают исключительно.
За душу страшно им свою,
Им страшны пропасти мечтания,
И ядовитую змею
Они казнят без сострадания.
Мне ненавистен был бы рай
Среди теней с улыбкой кроткою,
Где вечный праздник, вечный май
Идет размеренной походкою.
Я не хотел бы жить в раю,
Казня находчивость змеиную,
От детских дней люблю змею
И ей любуюсь, как картиною.
Я не хотел бы жить в раю,
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну – и пою,
Безумный демон снов лирических.
Дождь
В углу шуршали мыши,
Весь дом застыл во сне.
Шел дождь, и капли с крыши
Стекали по стене.
Шел дождь, ленивый, вялый,
И маятник стучал,
И я душой усталой
Себя не различал.
Я слился с этой сонной
Тяжелой тишиной.
Забытый, обделенный,
Я весь был тьмой ночной.
А бодрый, как могильщик,
Во мне тревожа мрак,
В стене жучок-точильщик
Твердил: «Тик-так. Тик-так».
Равняя звуки точкам,
Началу всех начал,
Он тонким молоточком
Стучал, стучал, стучал.
И атомы напева
Сплетаясь в тишине,
Спокойно и без гнева
«Умри» твердили мне.
И мертвый, бездыханный,
Как труп задутых свеч,
Я слушал в скорби странной
Вещательную речь.
И тише кто-то, тише,
Шептался обо мне.
И капли с темной крыши
Стекали по стене.
Вербы
Вербы овеяны
Ветром нагретым,
Нежно взлелеяны
Утренним светом.
Ветви пасхальные,
Нежно-печальные,
Смотрят веселыми,
Шепчутся с пчелами.
Кладбище мирное
Млеет цветами,
Пение клирное
Льется волнами.
Светло-печальные,
Песни пасхальные,
Сердцем взлелеяны,
Вечным овеяны.
«Я полюбил свое беспутство…»
Я полюбил свое беспутство,
Мне сладко падать с высоты.
В глухих провалах безрассудства
Живут безумные цветы.
Я видел стройные светила,
Я был во власти всех планет.