Рите Юрьевне были слышны все наши ссоры, особенно когда Олег срывался на визг – кухонная стена у нас общая. И сегодня мы орали на кухне. Соседка, конечно, деликатно молчала при встречах, но я была бы даже рада, спроси она меня, что происходит. Три года уже живу в этом доме, два из них с Олегом. Просто как-то не было повода для более близкого знакомства с ней», – думала Берта.

– Алиби просчитываете, Берта Львовна? – услышала она голос Мутерпереля. – Могу подтвердить, что в семь сорок вы на синем «Фольксвагене» подъехали к вашему участку.

– Спасибо. Надеюсь, не понадобится.

– Опрашивать вас будут в любом случае. Кстати, и мне бы задать вам несколько вопросов. Может быть, сейчас? Неофициально?

– Чем я могу помочь?

– Вы же юрист, так? Наверняка сразу поняли, что останки в земле пробыли не меньше двадцати лет. Вот кольцо, найденное на левом безымянном пальце трупа. – Майор через плечо протянул пакетик.

– Никогда не видела ранее, – ответила она. – Не очень дорогое колечко, даже не серебро. А надписи внутри никакой нет?

– Нет. Как вы верно заметили – недорогое, простой металлический обруч. Кажется мне, что у моих родителей были похожие обручальные кольца, а поженились они в шестьдесят пятом году прошлого столетия. После свадьбы жили в том доме, где я обосновался. Впрочем, насчет колечка могу и ошибаться.

– Так вы – местный? – искренне удивилась Берта.

– А матушка вам еще не сообщила? А, впрочем, не до того сейчас. Да, Берта Львовна, я недавно решил обжиться в заброшенном родительском доме.

– Ностальгия по малой родине?

– Можно сказать и так, да, Аглая Андреевна? А вас в Самару не тянет?

– В Самару? Мама, ты же выросла в Риге. Я о чем-то не знаю? – вдруг насторожилась Берта.

– Господи, да ничего важного! В Самаре жила моя бабушка, я почти каждое лето проводила у нее. И мединститут окончила там.

– У тебя есть высшее образование? Ты – врач? – Берта смотрела в затылок замолчавшей матери. Не подавал голоса и майор. «Я в шоке. Всегда была уверена, что у мамы максимум – школьный аттестат. Ну, еще курсы сестринские какие-нибудь, уколы она делать умеет. Где же медицинский диплом? Никогда не попадался в ящике с документами. Офигеть какие новости. Просто день открытий. Что еще от меня скрывали? Боюсь представить… а вдруг Ксюха права и я действительно не дочь Аглаи Лапиной? Нет, не может быть, в моем свидетельстве о рождении она записана матерью, и отцом – Лапин Лев Иванович. Сегодня же спрошу Ксюху, откуда она взяла эту чушь», – подумала Берта.

Они въехали в закрытый двор, образованный тремя новостройками. Решившись на оформление ипотеки, Берта долго выбирала район, риелтор показывала ей дома, находившиеся ближе к центру. Уже отчаявшись угодить капризной клиентке, неохотно предложила последний вариант. «Эти три дома давно обжиты, продается одна квартира – хозяева уезжают за границу. Но она на втором этаже. Вы же хотели выше?» – без всякой надежды спросила женщина. Берта согласилась на осмотр. И влюбилась в будущее жилище с ходу. «Когда жила одна, пусть наездами, мне было комфортно. Олег своим присутствием умудрился в скором времени лишить меня элементарных радостей – отдыха, ощущения покоя и независимости. Я всегда была готова услышать очередное оскорбление, критику того, что готовила, как накрасилась, что надела. Господи, почему я все это терпела?! Любила? Да, наверное. Тогда почему я сейчас чувствую облегчение, а не горе от потери любимого?» – с долей стыда за себя подумала Берта, выходя из машины.

Мутерперель отошел к своим, Берта застыла на крыльце подъезда, ожидая, когда к ней подойдет следователь. Аглая слышала, как мужчина, представившийся Берте капитаном юстиции Каниным Антоном Денисовичем, сообщил, что звонил ей именно он. Об Аглае все словно забыли – и дочь, и их новый сосед. Честно говоря, к Берте подойти Аглая опасалась, будучи уверенной, что расспросов не избежать, а какие могут быть сейчас разговоры, кроме как об убийстве Олега? Не время… Она бы и дальше молчала, потому как только тем и занималась последние двадцать пять лет, что стирала из памяти самарскую жизнь, обрывая накатывающие воспоминания. В итоге уже и сама начала сомневаться – а было? Было ли студенчество, был ли Осокин, обыск в бабушкиной квартире, укоризненные взгляды соседей, когда Аглая с дорожной сумкой в руках выходила из подъезда? Был ли Дмитрий, ночь их любви, горький рассвет и проводы на вокзале? Аглая посмотрела на Мутерпереля – вот он, тот изгнанный ею из квартиры следователь – живое доказательство, что от прошлого не сбежать даже в мыслях. Прикатило откуда-то прошлое в образе мужика цыганской наружности, явилось в дом, а за ним – беда за бедой…