К ней двинулись два дэва, вид у них взволнованный. Манижа поймала их взгляд и почти незаметно отрицательно покачала головой. Помочь ей они не могли, а она не хотела подвергать своих соплеменников дальнейшему риску. Она по-прежнему в одиночестве встречала презрительный шепот. Это она своими руками убила Саффию, самую прекрасную из всех королев, потому что ей очень хотелось вернуться в постель Гассана.

Жар распространялся по ее рукам, ее шее. Туман плыл перед глазами Манижи. Она чувствовала каждую косточку, каждую каплю крови Нахид. Все ли понимали, какую жертву принесли она и ее народ ради них, ради того, чтобы они стояли здесь, осуждали ее теперь?

Нет, конечно.

Осознавая, что магия дворца просто поглотит ее бешенство, сделает с ним что-то непотребное, если она и дальше будет отказываться подчиниться, Манижа, тяжело дыша, направилась к первому же выходу в сад, который попался ей на пути. Она, казалось, напугала охранника, который подпрыгнул при виде нее, но пришел в себя вовремя, чтобы захлопнуть дверь и запереть замок, когда она оказалась в саду.

Манижа прислонилась спиной к стене и закрыла лицо руками. Все ее тело болело. Ее душа болела. Она чувствовала себя пустой, выгоревшей оболочкой. Джамшид и Каве в том месте, где она их оставила, – вот все, что она видела в темноте ее разума, мужчину, которого она любила, с их запретным ребенком на руках среди руин и весенних цветов. Она все еще слышала крики Джамшида, когда она делала татуировку на его плече, отделяя его таким образом от его наследия. Этот плач до сих пор звучал в ее ушах. Его крики, прерываемые иканием, и снова и снова приглушенные всхлипы.

Потом Манижа замерла. И дело было не только в воспоминании о криках Джамшида; она услышала плач другого ребенка где-то за путаницей зелени.

Она помедлила. Это был самый широкий угол сада, он пребывал в небрежении несколько веков, а теперь превратился в дикие джунгли. Высокие деревья парили за стенами дворца, колючие стебли задушили тропинки, а подлесок был такой густой, что внизу царила темнота, ноги скользили на гниющих листьях и мхе. Здесь канал, который проходил по дворцу, был безмолвен и непредсказуемо глубок, его черная вода каждый год забирала как минимум одну жизнь. Конечно, по той причине, что это был Дэвабад, а не только потому, что опасность таила в себе сама природа. Магия дворца, текшая по ее жилам, всегда казалась самой безжалостной среди этих безмолвных деревьев. Словно что-то древнее и раненое похоронило себя под землей и кормилось кровью и страданиями тысячелетий.

А потому в эту часть сада не заходили все те, кто имел хоть какое-то чутье. В этих зарослях случались вещи, непонятные даже джиннам. Тощий кот появился оттуда тигром со стеклянными зубами и змеиным хвостом. Говорили, что тени там могут отделяться от земли и проглатывать неосторожных. Смесь слухов с реальной магией, линия раздела между историями, рассказываемыми, чтобы напугать детей, и случаев со слугами, которые и в самом деле уходили и пропадали так, что найти их было довольно затруднительно.

Истории, которые не пугали Манижу. До этого дня. Да, она носила имя Нахид, и магия дворца никогда не вредила ей. Но что могло заманить сюда ребенка, она и представить была не в состоянии, и несколько мгновений даже думала, что этот звук просто трюк, жестокое целенаправленное стрекало.

Плач со слезами под икание не прекращался, был он трюком или нет. Ее озабоченность все росла, и она пошла на звуки, предполагая, что увидит, может быть, чудовищно громадную птицу, подражающую человеческим звукам.