– А вот вы что тут делали, товарищ следователь? – поинтересовалась она, постаравшись придать голосу медовую сладость. – Букетик покупали? Или за мной следили? Или, не дай бог, сведения собирали?

– Собирал, – поспешил признаться следователь Кленов. – Представьте себе. И, если уж зашла речь о нашем с вами общем деле, не могли бы вы сообщить мне – кто эта девушка, которую вы пригласили только что в гости?

– Разумеется, могла бы. Это одноклассница моей дочери, Наташа. Единственная ее приятельница, насколько я могу судить.

– Насколько вы можете судить, – шутовски поклонился Кленов. – А почему же вы, сударыня, мне не сказали, что одноклассница вашей дочери и ее приятельница работает в вашем магазине? Почему скрыли сей факт, но тайком от меня пригласили эту мадемуазель пошептаться у вас дома, за чаем?

– Я не знала, что она у меня работает, – сжав зубы, пробормотала Александра. – У меня шесть магазинов, подбором персонала занимаются директора!

– Все ясно, – просветленно покивал Кленов. – Только давайте договоримся: вы изложите мне суть вашего разговора сразу же, как только он закончится.

– Сразу же? А вы что – собираетесь в это время курить на лестнице?

– Зачем же курить? Во-первых, я не курю. Во-вторых, полтораста лет назад шотландец Александр Белл получил патент на первый практически пригодный телефон. Что из этого следует, догадываетесь?

– Хорошо, – вздохнула Александра, как-то вдруг очень устав и от разговора, и от самого Кленова, такого эрудированного, веселого и находчивого. – Я позвоню вам. А теперь всего хорошего.

– Вы разве меня не подвезете?

– До метро, – объявила Александра, заводя машину.

Галина напекла пирожков с капустой и мясом. Пирожки стояли на столе в двух плетенках, накрытых белоснежными салфетками, и источали аромат, от которого у Наташи сводило желудок, истомленный многодневной диетой. Кто придумал эти каноны красоты, из-за которых у нее в жизни все так неладно? Если бы она была красавицей, худой и воздушной, как Кирка Морозова, все пошло бы по-другому, в этом Наташа была уверена. А так – все наперекосяк. Еще в детстве ее жалели бабушка с дедушкой. Бабушка Анна Аркадьевна – врач, известный не только в Петербурге, но и за пределами страны психиатр, то и дело изобретала для внучки разнообразные методики питания. Надо было тогда слушаться ее, а не воровать из холодильника толстые куски докторской колбасы! Потом следить за Наташей стало некому. Она осталась одна в огромной питерской квартире – ешь колбасу сколько влезет! Она так и поступала. Готовить не любила, да, в сущности, и не умела. Всю жизнь прожила за бабушкой и дедом, как за каменной стеной. Где-то еще за границей обреталась и мамаша, но от нее только иногда приходили письма и посылки с красивыми вещами, которые в большинстве были Наташе малы. Вероятно, мамочка не принимала во внимание то обстоятельство, что чадо фигурой отнюдь не Твигги. Но потом и эти грустные посылки как-то прекратились. Из подслушанных бесед бабки и деда Наташа узнала, что у матери «проблемы с алкоголем», кажется, еще и проблемы с нынешним мужем. В общем, ей не до ребенка. Так что, оставшись одна, Наташа не стала писать матери. Вряд ли та даже узнала о смерти родителей своего первого мужа, а быть может, и сам факт существования дочери изгладился из ее интоксицированной алкоголем памяти. Впрочем, покинутое дитя на жизнь не жаловалось.

После смерти родственников ей досталось неплохое наследство – долларовый счет в банке от бабушки и коллекция картин и скульптур от деда-искусствоведа. Можно жить в свое удовольствие.