Стоят, мрачно смотрят вниз. Серые одежды, серые лица, серые мысли. Сколько таких было на этом холме! Они мнили себя всесильными, они судили, велели убивать и убивали сами. Серые всегда жили долго, но эти скоро умрут… Они считают факелы и думают об утреннем штурме и о смерти. Хорошо, что они думают… Глупости трудно мстить, глупость невозможно испугать, глупость умирает, закрыв глаза. Эти умны, как может быть умно серое. Они боятся и надеются, они хотят жить, хотят властвовать, мстить, разносить свою грязь, но прежде всего – жить!

Пусть хотят. Пусть надеются. Пусть вновь предают, а если не предадут…

– Солдаты ненадежны, особенно те, кто был на Старой стене. Эти демоны… Те, кто имел с ними дело, напуганы. Они не верят, что можно спастись.

– Демонов видят многие. Даже там, где их нет…

– Помоги нам Создатель, сколько же здесь этих порождений Заката?!

– Брат мой, а вы не пробовали… Орден Истины недаром славится…

– Я уже сорок раз повторял – ничего не действует. Ни-че-го!

– Жаль, Аристид и его «львы» далеко. Слава для того и создана, чтобы беречь нас от напастей… От таких напастей.

– Кто же виноват, что магнус Леонид скончался столь внезапно? Не вы ли?

– Я?!

– Вы путаете следствие с причиной, брат. Не отдай конклав «куниц» нашим добрым прихожанам, Леонид бы не стал опасен. И нам не пришлось бы… принимать меры.

– И все равно это было недальновидно.

– И не только это. Гоганы явились из Багряных земель… Вдруг это вторжение – ответ на законное желание очистить Святой город от демонопоклонников и чернокнижников? Вы что-то сказали, достойный брат?

– Не отвлекайте магнуса Юстиниана, он вспоминает, сколько золота взяли у «рыжих» его люди. Только зачем оно сейчас? Разве что предложить морискам…

– Гнусные язычники! Даже не попробовать начать переговоры… Не предложить сдаться. Ни здесь, ни в городе, ни в фортах… Идут вперед в своих красных тряпках и режут…

– Братья, они явились за нами… За нами! Аристид обо всем узнал от гоганов… «Рыжие» платили Славе, иначе с чего бы Леонид встал на дыбы?

– Слава бросила нас, потому что знала. Стал бы Аристид горевать из-за… предшественника?! Это не повод возненавидеть братьев во Ожидании и покинуть конклав!

– Вы бы на месте нового Льва испытали благодарность?

– Какая разница, что бы я испытал?! Я не магнус Славы и не умею сражаться с демонами.

– Да, братья, мы бессильны перед слугами Чужого, но разве настал день последний? Для Агариса – возможно, но не для Церкви и не для служителей ея. Светлый Престол там, где Эсперадор или… конклав. Гальтара, Кабитэла, Агарис…

– Паона…

– Нет, братья. Эйнрехт, Липпе, Хёгреде…

Ветер кружит пепел. «Это смерть!» – сулит он. Ветер не лжет, зачем ему лгать, только есть смерть и смерть. Сталь милосердней волн. И огонь милосердней, и даже яд… Голос ветра слушают сердцем, но эти сердца полны гноя. Им не понять, где кончается их страх и начинается их смерть… Гной сердца велит бежать. Сейчас, пока церковные гвардейцы еще готовы умирать на стенах, пока корсары грабят Бархатный предел, пока горожане молятся и проклинают, пока не пришло утро и безжалостная красная волна не захлестнула Цитадель, как накануне захлестнула город.

Серые голоса делаются глуше, шепот становится свистом:

– Здесь мы ничего не сделаем…

– Наша гибель будет напрасной…

– …семь выходов…

– Только не тот, что выводит на Торквиния…

– …сто́ит еще раз…

– …сколько можно повторять… мы стали слепы и глухи…

– …на берегу искать не станут…

– …успеть до рассвета…

– Там гвардейцы Эсперадора…

– …Юнний уже ничего не понимает…