— Может, утопить его? — тихо спросил Родэн у Мары, косясь на сопящего в колыбельке младенца с искренней неприязнью во взгляде.
— Нет, — покачала головой его жена. — Пусть кто-нибудь другой… Не нужно, Родэн… Такой грех…
Оборотень вздохнул.
— Как назовём? Хотели Рэйнаром — «сильный» на старом наречии… Но этому ведь такое имя не подходит.
— Давай Дэйнаром, — сказала Мара. — Дэйнар — «мужественный».
— Издеваешься?
— Нет. Ему пригодится мужество, Родэн.
На том и порешили.
Мара не занималась первенцем, с рождения Дэйнар был передан на руки презиравшей мальчика няне. Позже, став старше, он вспоминал, как она водила его на прогулку в Сердце леса, туда, где жил тогдашний дартхари, и какие-то мальчишки лет пяти-семи громко кричали, завидев Дэйнара:
— Смотрите, горбун!
— Урод!
— У-у-у, чудовище!
Именно тогда Дэйнар впервые обратил внимание на чужие слова и понял, что они обращены именно к нему. Горбун, урод, чудовище… Много лет спустя, закрывая глаза, он слышал те злые голоса так ясно, будто эти мальчишки по-прежнему стояли очень близко и кричали оскорбления ему в ухо.
— Няня Монти, — сказал Дэйнар, подняв голову, — это они мне?
— Тебе, тебе, — бормотала няня, стискивая его руку так сильно, что мальчику стало больно.
— А… почему?
— Потому что это правда.
Няня Монти ответила так уверенно и твёрдо, будто это действительно была правда. Прошло много лет прежде, чем Дэйнар понял: правда — то, во что ты веришь. Но кроме этого слова существует ещё много других. Например, милосердие, доброта, сочувствие, справедливость. Дэйнар придавал бо́льшее значение именно этим понятиям, потому что понятие «правда» — в том смысле, который поведала ему Монти, — мальчику совсем не нравилось. Ему не нравилось чувствовать себя уродом и чудовищем только из-за горба. Всё его существо противилось этой правде с самого детства.
Когда Дэйнару исполнилось два года, родился его брат Рэйнар. А ещё спустя год на свет появилась Лирин, их маленькая сестричка. Именно они стали его самыми преданными мучителями. Когда Рэйнар и Лирин подросли, Дэйнару срочно пришлось искать укромное местечко, потому что брат и сестра организовывали целые банды по его поимке и избиению. Дети раскрашивали лица краской и бегали по деревне клана белых волков, свистя и улюлюкая, в поисках Дэйнара. Спрятаться мальчику никогда и никто не помогал, а если кто-то из взрослых замечал его, тут же выдавал Рэйнару и Лирин. Иногда Дэйнар проводил целые сутки напролёт, прячась в какой-нибудь щели между домами, без еды и воды, выбираясь наружу только с наступлением темноты, и голова у него кружилась от слабости и недоедания.
Родителей Дэйнар почти не видел. У них тоже была своя правда: они называли его не иначе как этот и совершенно не желали даже смотреть на него, не то что общаться с ним.
Один раз Дэйнар случайно подслушал разговор Родэна и Мары.
— Когда же его пришибут, — зло сказал отец. — Меньше проблем. Позор на наши шкуры.
— Не волнуйся, когда-нибудь это непременно случится, — вздохнула Мара. — Когда-нибудь он устанет убегать, сдастся… И мы освободимся от этого бремени.
— И за что это нам?
В тот день Дэйнар долго стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение. Ему тогда только исполнилось восемь, он был очень худым, но жилистым. И если встать лицом к зеркалу, горба совсем не видно… Зато видны ярко-голубые глаза, в глубине которых притаились горечь, обида и боль, большой рот, будто созданный для искренних улыбок, пушистые светлые волосы, россыпь веснушек на носу и под глазами… Дэйнар не понимал, чем он отличается от остальных мальчишек, до тех пор, пока не поворачивался к зеркалу боком.