Богдан нахваливает ужин и убегает на работу. Спешно наматывает на шею шарф и бросает за спину:

– Приеду утром, часам к девяти. Не скучайте.

Я мою посуду, разбираю несколько кухонных шкафчиков, нарезаю овощи для начинки. Все-таки пойду на вокзал… Не хочу просить у моего спасителя еще денег. Но и выглядеть, как чудовище не желаю. А где может работать человек без паспорта? Правильно, нигде.

Юрка не удостоил меня вниманием. После ухода отца он спрятался у себя и почти не выходил. А я и не стала навязываться… Приняла душ и легла спать в отведенной мне комнате.

Утро врывается в дом золотисто-малиновыми лучами, бегающими по комнате, как игривые котята. Чирикают воробьи и блеет Мотька… Все меняется, кроме пустоты в моей голове… Она по-прежнему беспросветная…

Замешиваю тесто, а, пока оно подходит, тушу капусту с томатом и луком. Варю картофель, рис и яйца… В общем, хозяйничаю на полную. Только бы по шапке не получить за такую самодеятельность.

Юрка просыпается на аромат выпечки. Слышу, как стучат его костыли по полу. Зябко ежусь, боясь вновь услышать что-нибудь по-детски колкое.

– Доброе утро, тетя Алина. Вкусно пахнет. А что там? – переводит взгляд в сторону духового шкафа.

– Пирожки. Много пирожков. Юрка, миленький, от вас вокзал далеко? Мне нужно немного денег. Решила заработать вот так. По-другому пока не получится…

– Недалеко. А можно вам помочь? Чур я в доле. А то папа, он… В общем, не сильно много дает мне денег на карманные расходы, а они у меня есть, – добавляет деловито.

– Я с радостью. А как ты справишься с дорогой?

– С легкостью. Я привык так передвигаться.

– А что с тобой все-таки случилось? – осторожно спрашиваю я.

– Маму сбили насмерть, – сипло выдавливает мальчишка. – А я… В общем, мы возвращались по обочине. Была ясная ночь, но водитель нас не увидел. Автобус сломался, и мама решила, что идти лучше, чем стоять. Она хотела поймать попутку. Я давно так хожу…

– Прости, если затронула неприятную тему…

– Тетя Алина, а вы точно уедете? – неожиданно меняется он.

– Точно.

– Пообещайте, что не останетесь.

– Не останусь, малыш. Уеду.

– И папу моего не будете… как это взрослые говорят… Хмурить.

– Охмурять? Нет, не буду. У меня дома есть муж и дочка. Но я пока не могу их вспомнить.

– Ладно, – вздыхает он. Так протяжно, по-взрослому… У меня аж сердце щемит. А потом падает куда-то, оставляя гнетущую пустоту. Как же я ее ненавижу… Лучше боль и правда, чем беспросветная неизвестность.

– Иди, умывайся. Давай чай пить. Есть у папы корзина? Или как мы их понесем?

– Есть сумка на колесиках.

– Отлично.

Юрка нахваливает мои печёные пирожки. Аж три штуки съедает, запивая их чаем с малиновым вареньем.

– А что вам купить надо, тетя Алина?

– Всякие женские штучки, не вникай в это.

– Ладно, не буду. Можно мне Дружка пирожком угостить? – поднимается из-за стола.

– Наверное, да.

– Ладно, буду ждать вас на улице.

Упаковываю пирожки в три кастрюли, а последние помещаю в сумку. Какой же Богдан запасливый… Настоящий хозяин. Наверное, его жена была с ним счастлива? А я была? Как я жила? Господи, неужели я никогда не вспомню?

Прогоняю дурные мысли, одеваюсь и выхожу во двор. Дружок встречает меня настороженным лаем. Юрка его успокаивает кусочком пирожка и услужливо открывает калитку.

– Теть Алин, салфетки не забыли?

– Нет, Юра. Даже рулон пакетов для завтраков у твоего папы нашла.

Соседки любопытно выглядывают из-за заборов, когда мы уверенным шагом идем к автобусной остановке. Наблюдают, подходят к друг дружке, чтобы обсудить новую «жиличку» доктора Резникова. Я вежливо здороваюсь, проходя мимо. И Юрка не встревает.