Дом отца, а если точнее, наш семейный дом, находился почти на самой горе, открывая вид на прогнивший город и море. Я любила и ненавидела это место одновременно. С одной стороны, мама растила нас здесь, тут появилась наша семья. А с другой, гости в лице неприятных особ далеких от закона, поставки, разборки.

Страшно прятаться в потайных проходах, пока к дому колонной съезжаются огромные машины, напичканные оружием. Впрочем, даже к этому привыкаешь, а потом постоянно держишь в бардачке пистолет. И запасной в дамской сумочке. Но мне пока что ни разу не пригодились. Хотелось бы верить, что так и останется.

Оптимизм явно меня погубит, учитывая то, как напряглись отношения с другими семьями в последнее время. Матиас и отец пытаются договориться, но прошлая попытка закончилась тем, что Перес остались без крупного клиента. И отец еще не брался за месть. Не вовремя я вернулась. Не особо хочется подставляться под пули из-за того, что у семьи Гонсалес поехала крыша после ухода главного.

Пальмы, растущие по периметру участка, отчего-то стали раздражать, как и оранжевая, почти рыжая, отделка дома с его белыми балкончиками, колоннами и красной крышей. Я хотела вернуться в холод, туда, где росли сосны, где воздух пах прохладой, а не норовил задушить, как здесь. Но вместо того, чтобы сесть обратно в ярко-красный любимый кабриолет и уехать на другой конец страны, я уверенно переставляла ноги, слушая, как из-за каждого моего шага хрустит гравий.

На пороге дома меня уже ждал Матиас, подперев одну из колонн плечом. Брат смотрел на то, как я приближаюсь, щурясь из-за палящего солнца. За те полгода, что меня не было он почти ни капли не изменился – все те же светлые, как у младшей сестры, волосы, слегка завивающиеся на концах, темно-зеленые глаза, рост почти под два метра и широкие плечи, которые он обычно не скрывал под немного свободными пуловерами. Они были так сильно похожи на маму, что почти каждый раз вызывали тупую боль под ребрами. Мне же досталась внешность отца, полностью противоположная им – темные волосы, немного смуглая кожа, широкие брови, аккуратный нос и небольшой рост, единственное, что было в нас одинакового – глаза и фамилия.

Брат выглядел еще хуже, чем вчера – залегшие под глазами тени, взъерошенные волосы, мятая одежда, вызывающая только один вопрос «как отец вообще выпустил его из дома в этом». Почти каждую секунду Матиас зевал, выдавая сонливость. На какую-то долю секунды мне стало его даже жаль. Непростые времени требовали непростых решений, и это целиком и полностью ложилось на плечи брата и отца. Мы с сестрой были удалены от этих дел, если можно так сказать. На мне висела вся черная бухгалтерия. А на сестре… ничего. Отец и близко не подпускал ее к нашему миру, правда, она и не желала подходить. Скорее всего, для нее мы пропащие, те, кого приходится называть семьей.

– Выглядишь паршиво, – проговорил брат, когда я поднялась по ступенькам дома.

– Говори это почаще, когда смотришь в зеркало, – ответила я, тут же угодив к Матиасу в объятия. Этим и были примечательны наши отношения – как бы мы ни ненавидели друг друга, как бы ни задевали, мы не делали этого всерьез. А если и случались крупные ссоры, то рано или поздно мирились, потому что наша сила заключалась в нашей семье. Мы не могли позволить размолвкам отодвинуть нас друг от друга. И не могли позволить внешним разборкам с другими проникнуть внутрь.

– Я скучал по тебе, язва, – прошептал Матиас мне в макушку.

– Я тоже скучала, великан, – да, то, чего мне искренне не хватало в Канаде, так это брата. Матиас – моя поддержка и опора, хоть и младше на четыре года. Но я точно знала, что благодаря его авторитету я до сих пор жива со своей привычкой постоянно лезть куда не просят.