- Аяна! - вдруг окликнул меня один из старейшин.

Я стояла у стены с другими незамужними девушками. По традиции за стол с гостями женщина могла сесть только в присутствии мужа.

Все обернулись на меня.

- Уайбан, Аяна почти жена тебе, хозяйка в доме, пускай бы села вместе с нами, - продолжил старейшина. - А то нехорошо.

Щёки загорелись, как будто меня прилюдно уличили в чём-то постыдном, и я опустила голову.

- Иди, Аяна, сядь с Луунэ, - не унимался старик. Луунэ, его жена, по-моему, мешала ему опрокинуть стопку-другую, предложенную гостями. Вот он и решил притащить за стол меня, чтобы она отвлеклась.

Я взглянула на Уайбана. Тот кивнул согласно. Не особенно, впрочем, довольный таким поворотом событий.

Сев на указанное место, я уставилась в стол, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Чуть поодаль, напротив, сидел Дмитрий. И если чуть раньше я отчаянно хотела с ним поговорить, как с живой легендой, то сейчас мне хотелось как минимум провалиться под землю. Прямо в вечную мерзлоту, да поглубже.

- Ах, какая сахалярочка! - добродушно произнёс Майнович. Ему, как антропологу, сразу стало видно смешение моих черт. Сахалярами называли (да и в современности тоже) метисов. Якутов с другим этносом, чаще европеоидным.

- Да, Уайбан, повезло вам! - поддакнул ему Гриша Пекарский. - Тогда: за хозяйку этого гостеприимного жилища!

Гости подняли свои стаканчики, а мне пришлось через силу поднять голову и улыбнуться, чтобы не привлекать внимание еще и излишней хмуростью.

Встретившись глазами с Дмитрием, я снова почувствовала, как краснею. Мне показалось, что он смотрел на меня с насмешливым интересом, как на экзотическую зверушку. Теперь уже он не вызывал у меня того трепетного восхищения, как несколько минут назад.

Да как он может осуждать меня! Что он вообще знает о моей жизни?!

Конечно же, никакого осуждения я за эти доли секунды разглядеть не могла, но накрутила себя изрядно. И как только появилась возможность выйти из-за стола, вылетела, как пробка и скрылась в своём “домике”.

Там я немного пришла в себя и успокоилась. Однако щёки так и продолжали гореть. Прижимая к ним ледяные ладони, я смотрела в щелку между половичками-занавесками, наблюдая за застольем.

Около полуночи все стали подниматься. Уайбан показывал гостям их спальные места, а мне пришлось выйти из своего убежища, чтобы убрать со стола с помощью остальных женщин.

Мужчины тем временем все ушли во двор. Осматривать снаряжение, принести какие-то вещи. Я старалась не прислушиваться, абстрагировалась, как будто никого здесь чужого и нет.

Зато когда все вернулись и разложили на столе свои карты, блокноты и разрозненные листочки с записями и закурили разом, их разговоры захватили меня полностью.

Я сидела на своей постели, прислонившись к стене, прикрыв глаза и вдыхая терпкий дым. Плавилась в беседе, которая изобиловала знакомыми научными терминами.

Мне до слёз хотелось присоединиться к ним. Обсудить с Гришей Пекарским местные способы обработки дерева для украшений и посуды, пользу и вред внедрения цивилизации в этот древний и самодостаточный мир. С Майновичем поговорить об удивительном разнообразии народностей Крайнего севера, схожих только на первый взгляд. А сДмитрием… тут я терялась. Мне казалось, что если мне выпадет эта возможность, то я не смогу вымолвить ни слова. Впрочем, я могла бы просто его слушать, как Мишу.

Теперь мне стала понятна моя на него реакция. Он действительно напоминал мне мужа. Хотя внешне они не были похожи абсолютно.

Разошлись наши гости очень поздно, назначив подъём на шесть часов утра. Вскоре наш балаган наполнился богатырским храпом. Но не это мешало мне заснуть. Вся душа была как будто перевёрнута и рвалась из груди, ища выход. Из балагана, из стойбища, просто куда-нибудь наружу.