– Скажи адрес.
Илона сказала. Она ждала еще вопросов, но их не последовало. Пауза показалась настолько глубокой, что мелькнула мысль: связь прервана, Карина ее больше не слышит.
– Карина? Ты здесь?
– Сестренка, назови имя твоего знакомого. Еще лучше дай номер его телефона. Мне нужно срочно с ним связаться.
– Э-э… Карина, я не… Он просто позвонил, наверное, хотел остаться неизвестным. Любой человек на его месте…
– Дай мне его номер.
– Карина, мы же так не договаривались.
– Мы с тобой никак еще не договаривались. Номер!
Пауза. Странная настойчивость. Илона пожалела, что позвонила.
– Илона? Ты в этом как-то замешана? В чем проблема? Тебя связали законом молчания, моя дорогая сицилийка?
– Нет, просто я… обещала всего лишь разузнать про его соседа. Что там случилось, в этой квартире?
– Кое-что странное. Хуже, что есть некая связь с одним криминальным эпизодом за сегодня. То есть связи между ними не должно быть, но один нюанс указывает, что она есть. Странный нюанс.
2. ЧУЖИЕ И СВОЙ. СВОИ И ЧУЖАЯ
Он вскинул голову, очнулся и не сразу понял, где находится. Вокруг тьма – ночь еще не закончилась. Вереница образов, порожденных короткой дремой, расплывалась в сознании кляксами. Понять, что означает хотя бы один такой образ, невозможно.
Марат сжал в руке пистолет, опустил окошко водительской дверцы, выглянул. Странное ощущение – и правдоподобное до невозможного: кто-то только что забирался в его карман. Оно возникло, как озарение. Ему показалось, что он обхватил чью-то руку, сжал пальцы неосознанно, на чистом рефлексе, но так и не проснулся.
Марат медленно, по возможности беззвучно выбрался из машины. Тьма оставалась неподвижной. Рядом – никого. Конечно, рука в его кармане – один из бессмысленных снов-обрывков, хлынувших к нему в сознание, стоило ему не выдержать и закрыть глаза.
Он сунул руку в левый карман спортивного пиджака – взял на всякий случай, если ночью похолодает и даже в машине станет неуютно. Он сунул руку и замер.
Хотелось заорать, выдернуть руку, скинуть пиджак. Неимоверным усилием воли он не сделал этого, хотя уверенность, что он нащупал в своей одежде и держит рукой гигантское насекомое, показалась непоколебимой. Он выдернул руку, сжимая зубы, удерживая рванувшийся изнутри вопль. Посмотрел на то, что держал в руке. Он не выбросил этот предмет лишь потому, что уже знал: это – не насекомое. Штука не была подвижной, не пыталась вырваться и, уж тем более, укусить, поранить. Штука не была живой, хотя…
Марат сунул пистолет под рубашку, дрожащей рукой посветил на предмет мобильником. Он держал плоскую деревяшку, которая выглядела, как непонятный знак-символ.
Z
Марат разжал пальцы, выронил деревяшку. С тихим шорохом предмет упал на землю. Марат помедлил, все же подобрал его. Примерно так подбирают – из любопытства – насекомое, которое причинило боль, но уже мертво: кончиками пальцев, с готовностью быстро разжать их. Марат осмотрел знак со всех сторон, принюхался. Пахло свежевыструганным деревом. С виду ничего особенного, но это явно знак или буква.
Что это?
Ответа не было. Это было бы слишком просто: засыпаешь, просыпаешься, в кармане вещичка, которую ты туда не клал, значит, туда ее засунул кто-то другой, и ты знаешь, что она означает.
Марат вслушался во тьму. И по-прежнему не почувствовал чьего бы то ни было присутствия. Он понимал, что во время дремы ему в карман действительно кто-то подложил некий предмет. Смысл этой вещицы или того, что ее кто-то кому-то подкладывал – дело другое, сейчас самое любопытное: кто подложил?