— Это не уродство, а всего лишь видение.

— Я знаю, что такое видения, и с твоим уродством они не идут ни в какое сравнение. Если жрицу посещает ведение, она не валяется в припадке и не орёт, как обезумевшая.

— Но я над этим не властна. Видения слишком живые.

— Именно для этого и существуют правила… и это! — женщина тронула носком туфельки длинную чёрную перчатку дочери. — Надень немедленно и не смей никогда снимать. Если кто-то из подданных Минфрида узнает, что будущая королева Далирии одержимая, они начнут сеять слухи и домыслы и мы можем потерять самого могучего из союзников, а этого допустить нельзя! Не после того, как безумный Олдрик объявил себя главой независимого королевства и решил оспорить рудники на границах наших с ним земель. Если Минфрид откажется от тебя, не видать нам ни его войска, ни троготов, и тогда Олдрик со своими уродами перегрызет нам хребет. Говорят, один из них — настоящий альх, а ты даже представить не можешь, какая это сила. Остров Ведающих стёрт с лица Линнея благодаря одному из них. То же самое может произойти и с нашим королевством! — женщина подняла руку. — Один взмах — и всё, что тебе дорого, перестанет существовать. Ты понимаешь это, Ивонет? — Сэльга тряхнула дочь.

Девушка поморщилась от боли.

— Но король Минфрид в любом случае узнает о моём «уродстве». Как только… коснется меня.

— Это будет уже после свадьбы, — морщинки на лице Сэльги разгладились. — Я давно знаю Минфрида, он не глуп, и когда узнает о твоей маленькой тайне, будет крайне рад и найдет ей грамотное применение. Верно я предполагаю, милая? — Сэльга в плотных перчатках схватила дочь за острый подбородок, заставляя смотреть ей в глаза.

— Верно, матушка.

Женщина сморщила носик.

— Простите... Верно, леди Сэльга. Вы, безусловно, правы, — Ивонет опустила взгляд и поникла головой.

— Ох, великий покровитель, как мне с ней непросто! — королева Таврии закатила глаза, изящно замахала веером и направилась в свою карету, приказав Тельману, старшему стражнику, присматривать за принцессой и особенно следить, чтобы она не смела снимать перчатки и поднимать с земли всякую дрянь.

«Кэти, что случилось? Ты плачешь?»

Как только принцесса уселась в карету, на колени к ней прыгнула белая юркая ласка. Она привстала на задние лапки и заглянула девушке в глаза.

— Нет-нет, Лима, всё хорошо. Просто соринка.

«Знаю я эти соринки! Слышала, как королева раскричалась. Что ты опять учудила?»

Девушка качнулась, когда карета тронулась, придержала зверька и тихонько шепнула:

— Я подняла кольцо, — она раскрыла ладонь, обтянутую темным атласом, и показала свою находку, которую украдкой всё же забрала с собой.

Если бы звери могли изображать эмоции, у ласки отвисла бы челюсть, а так только слегка приоткрылся крохотный рот.

«Если твоя мать узнает, она тебя…»

— Не узнает, я его спрячу.

«Уверена?»

— Да. Не бойся, Лима, я буду аккуратной. Смотри, какое оно замечательное, — девушка с улыбкой покрутила кольцо. — Тяжелое… Как думаешь, кому оно принадлежало?

«Тебе виднее. Что оно показало, когда ты к нему прикоснулась?»

— Не знаю точно. Каких-то детей.

«Детей?»

— Да, и много людей, очень много, они шли в подземных лабиринтах.

«Ого! А что потом?»

— А потом я услышала их чувства.

«Детские?»

— Хозяина кольца. Он грезил надеждой, как и все люди, мечтал о чём-то великом, о новом мире. А ещё он хотел быть полезным.

«О, и тебе не было страшно?»

— Нет, ни капельки. Можно сказать, это было одно из светлых воспоминаний. Мне оно понравилось. Я представила, что тоже иду бок о бок с этими людьми и мечтаю, что в конце пути будут и реки, и плодородные земли, и даже крылатые люди… — Ивонет мечтательно закатила глаза, откидываясь на обитую синим бархатом стенку, потом резко подалась вперед и посмотрела на ласку: — Лима, а если это было пришествие?