– Сидят! – орала я. – Сидят, понимаешь?! А я не хочу, чтобы ты на чем-то сидел. Пожалуйста, Денис. Даже если это безобидно. Ради моего спокойствия… Не надо.

Денис прошелся взглядом по моему заплаканному лицу. Вздохнул глубоко, запрокинув голову. Потом обхватил мой затылок широкой ладонью и прижал щекой к груди.

– Дурочка ты, Светка. Если бы я был наркоманом – пообещал бы тебе что угодно. Они в животных превращаются.

– Пообещай!

– Ладно. Не реви только. Не реви! Слышишь? Говорю же, устал зверски. Избавь меня хоть от истерики.

– Так не давай мне повода истерить, – огрызнулась без особого энтузиазма.

– Я ведь пообещал, так?

Пообещал. И с тех пор я ничего такого за ним, слава Богу, не замечала. А теперь вот, даже отдохнуть согласился.

– Мамуль, Денис говорит, что сможет выбраться. Так что ждите.

– Вот и прекрасно! Привет ему от нас передавай.

– Он и так нас слышит. Лучше скажи, что вам из города привезти.

Пожеланий было немного. Так что ехать планировали налегке.

– Хочешь повести?

Дэн косится:

– С чего вдруг?

– А почему нет?

– Раньше ты и слышать об этом не хотела.

– Все течет, все меняется, – философски пожимаю плечами я и возвращаюсь в спальню за рюкзаком. Вообще у матери в доме хранятся мои старые вещи, и обычно я обхожусь тем, что есть, не особо понимая, зачем мне возить туда-сюда свое барахлишко. Вот только до этого я всегда приезжала одна. И красоваться мне было не перед кем. Присутствие Дениса же все меняет. Боюсь, в его глазах я буду глупо выглядеть в платьице, которое носила в десятом классе. Хотя, конечно, меня не может не радовать тот замечательный факт, что я до сих пор в него с успехом влезаю.

– Я готова, – сообщаю, выходя из комнаты, и с удивлением гляжу на Дениса, зачем-то взобравшегося на стул. – Что ты делаешь?

– Достаю кое-что...

Допустим, это я и так вижу. Просто понять не могу, на кой черт Дэну понадобилась коробка с оставшимся мне от Сашки добром.

– И зачем ты это достаешь? – сощуриваюсь я.

– Затем, что этому не место в нашем доме. Отвезем матери. У нее же, наверное, есть чердак, где хранится всякий хлам? У моей бабули, помнится, был.

– Поставь на место, – цежу я.

– Нет.

– Поставь! – повторяю настойчивей. И пусть скажет спасибо, что я довольно сдержанный человек. Две истерики за неделю – для меня явный перебор. А то б я ему устроила! – Дэн, я серьезно. Верни коробку на место.

– Я тоже серьезно. Мне осточертело, что в наших отношениях присутствует третий.

– Да что ты?! А говорил, тебе к этому не привыкать, – все сильней завожусь я.

– Делить женщину? – гладко выбритые по случаю поездки к моим родителям щеки темнеют, и на них вздуваются желваки. – Да. Это точно. Но не с трупом же, Свет. Меня, знаешь ли, не прельщает некрофилия.

И тут я его бью. Наотмашь, так что ладонь обжигает болью. Сердце подскакивает в груди и, затрудняя доступ кислорода, увязает в скопившейся в горле желчи. Опускаю растерянный взгляд на покрасневшую кисть. Сжимаю руку в кулак и, пошатываясь, ухожу прочь, успев в последний момент захлопнуть дверь ванной прямо у Денчика перед носом. Не слушая его криков, открываю кран и сую пострадавшую конечность под струю обжигающе-холодной воды. Вдруг поможет не допустить синяка?

– Свет… Ч-черт, Свет… Открой.

– Дай мне две минуты.

Он же не думает, что я тут сейчас вскроюсь? Не настолько я, блядь, чувствительная. Когда становится чуть полегче, еще и в лицо плещу. Гляжу на себя в зеркало. Взгляд, конечно, еще шальной, но лицо уже не так перекошено, как вначале. Тщательно вытираюсь полотенцем и выхожу. Дэн стоит напротив двери, привалившись спиной к стене.