– Как бы кошка мимо лотка не нагадила, пока нас нет. Он-то пустой.

– Может, в обед завезу наполнитель, – равнодушно пожимаю плечами, опять игнорируя его «нас».

Машину конкретно так замело. Достаю щетку из багажника, чтоб обмести, но Денис меня опережает, забрав ту из моих рук. Не мешая ему, переступаю с ноги на ногу, чтобы не окоченеть.

– Не против, если я поведу?

– Ты же говорил, что сел, потому что кого-то сбил.

– Так и есть.

– Разве у тебя не должны были забрать права?

– Забрали. На три года, – цедит Денис. – И вернули, когда этот срок вышел. Пытаешься меня подловить на вранье?

Вранье – все, что между нами происходит. Поэтому нет. Не пытаюсь.

– Просто поддерживаю беседу. И нет, я поведу сама.

– Как хочешь.

Денис, конечно, старается, чтобы его голос звучал ровно. Но ни фига у него не выходит. Моим телом прокатывается волна дрожи. Я чокнулась, сто процентов. Иначе как объяснить, что меня так заводит его темная сторона? Почему мне так нравится выводить его на эмоции? И провоцировать… Может, просто интересно, как далеко он готов зайти в своей игре? На что пойти, чтобы остаться в моей квартире?

Сажусь за руль. Щелкают ремни безопасности. Вчера Денис постеснялся, а сегодня отодвинул свое кресло, даже не спросив разрешения. Неужто так поверил в себя? Я молчу, Денис с кем-то переписывается в телефоне.

– Друзья, наконец, объявились?

– Нет. Это Батя.

– Слушай, а почему ты не поехал к родителям? Все ж проще. Хотя бы крыша над головой.

Денис моргает, недоуменно сведя брови над переносицей.

– А-а-а… Нет. Ты неправильно поняла. Батя – мой сокамерник. Мои родители погибли.

Интересно, врет, нет? Не похоже. Вон, какое лицо…

– Мне очень жаль. Ты попал в детский дом?

– Нет. Они разбились, когда мне было за двадцать.

– А сейчас тебе сколько?

– Двадцать девять. А тебе?

Бросаю на Дениса короткий взгляд. Тут, конечно, можно сказать, что у женщины о возрасте не принято спрашивать, но какой в этом смысл? Я свой возраст не скрываю. И не стесняюсь его. Если у Дениса с этим какие-то проблемы – это его дело.

– Тридцать два.

– Тебе не дашь.

– Ой, да перестань, – усмехаюсь. Настолько все эти слова избиты, что враз становится тошно. Поэтому я меняю тему: – И что твой сокамерник хочет?

– Да просто интересуется, что да как. Прощупывает почву. У нас с ним есть кое-какие планы на будущее. Ты не думай, я не собираюсь всю жизнь гнуть спину в магазине.

– А что собираешься делать?

– Я айтишник. – Хмурится. – Но пока буду на подхвате у Бати. Вот только его дождусь.

– Ты прям как девочка, – улыбаюсь.

– Чего? – переспрашивает Денис чужим голосом.

– Ну, дождусь, все дела… – начинаю было я и осекаюсь, остановленная Денисовым предупреждающим взглядом.

– Полегче, Света. За такие намеки можно огрести, – цедит мой пассажир, яростно раздувая ноздри.

– Эй! – пугаюсь я. – Да я ж ничего такого… В смысле, ни на что не намекаю.

Денис вцепляется в торпеду побелевшими пальцами и отворачивается к окну.

– Батя – мировой мужик. Я ему по гроб жизни обязан. Ты хоть представляешь, что такое – попасть на зону для парня, который с этой стороной жизни вообще никогда не сталкивался?

– Прости. Я, видно, что-то не то ляпнула, – лепечу. – Выйдешь здесь?

Притормаживаю за несколько домов от магазина. Денис отрывисто кивает. Сгребает потрёпанный рюкзак, в котором хранит весь свой нехитрый скарб, и выходит, хлопнув дверью. И это меня страшно злит. Тоже мне нашелся. По башке себе хлопни, блин. Еду к магазину, с трудом паркуюсь. Замело нас – ужас просто. Когда захожу в зал, звонит мама.

– Светик, привет!