Она закашлялась.

— Прекрати ее бить! — в возгласе я не узнал себя.

Застыл и Кляус, явно не ожидая подобного.

— Так что она сделала? — уже спокойнее повторил я.

— Въехала с подельницей в город, хотя это запрещено приказом вашего отца, — принялся чеканить Кляус. — Расположилась на краю рынка, где, делая вид, что танцует, срезала кошельки у собравшихся зевак. Вторая шарлатанка пудрила мозг доверчивым горожанам и гадала на картах.

— И где она сейчас?

— Сбежала, ваше высочество, — отрапортовал Кляус, отводя от меня взгляд.

— Ложь, вы бросили Агве умирать! — вырвалось с шипением из груди девчонки, и ее связанные руки собрались в кулаки.

— Заткнись, лгунья! — взревел Кляус, и хоть замахнулся рукой на пленницу, но под моим тяжелым взглядом передумал. — Стража, бросить ее в камеру!

Я же ненавижу, когда мне лгут.

Терпеть не могу…

И кто-то из этих двоих мне точно врал.

— В камеру она не пойдет, — ровно произнес я, принимая решение.

— Ваше высочество, но она преступница!

— А я твой принц, — все так же ровно ответил я. — Если я сказал, что в тюрьму она не пойдет, значит, так и будет.

Я жестом подозвал одну из собравшихся посмотреть на это зрелище служанок — то ли горничную, то ли кухарку, то ли выгребуху, и приказал:

— Веревки снять, отмыть и привести ко мне. Я сам решу, что с ней делать дальше. Выполнять.

2. Глава 2

Незнакомая дородная женщина вела меня длинными темными коридорами. Я семенила за ней, оглядываясь по сторонами, стараясь запомнить входы и выходы и унять бушующий внутри страх.

Все произошло так быстро, что я с трудом могла опомниться.

Пользуясь властью и силой, меня и Агве схватили стражники, будто позорных воровок привязали веревками к лошадям и повели по городу людям на потеху.

Две кочевницы, которых тащил на расправу сам начальник городской стражи, — ни у кого даже мысли не возникло, что меня с Агве оклеветали.

Нам в лицо шипели, извергали проклятия, обзывали — разве что камнями не били.

В какой-то момент Агве не выдержала и упала, схватившись за сердце. Шедшая впереди лошадь протащила ее тело по брусчатке еще несколько метров, прежде чем стражники соизволили отреагировать на мои крики о помощи.

Только вместо того, чтобы позвать лекаря, противный боров гнусно усмехнулся и распорядился отрезать веревку от лошади и бросить Агве там, где она лежала.

Просто посреди города и лютующей толпы горожан, еще недавно с такой охотой любовавшихся моим танцем, а теперь похожих на пустынных падальщиков.

Как я ни упиралась, желая остаться с Агве, меня никто не слушал. Лошадь потащила меня дальше, вплоть до ворот замка, и уже там, будто желая унизить меня окончательно, начальник стражи буквально макнул меня лицом в дерьмо…

— Эй, шевелись! — прикрикнула на меня женщина-сопровождающая. — Принц распорядился тебя отмыть. Нельзя гневить его высочество.

— Принц… — недоверчиво прошептала я, вспоминая лицо своего спасителя.

И спасителя ли?

Когда я упала к его ногам, на холеном аристократическом лице не было ничего, кроме презрения к замарашке.

Вороные волосы, бледное лицо с острыми скулами и ледяным взглядом. Такого жуткого, замораживающего взгляда я не видела ни у кого — синие глаза принца выглядели неживыми и в то же время пронизывающими. Подобный застывший взгляд бывает у окоченевших трупов — когда зрачки кажутся стеклянными, а душа уже покинула тело.

И вначале этот самый принц собирался уйти в замок, ведь ему было плевать, что будет со мной дальше, но потом передумал. Я так и не могла понять, что именно заставило «мертвого» изменить намерения и даже защитить меня от новых ударов, но ничего хорошего от него не ждала.