Усталость в позе, в опущенных вниз плечах, в уголках губ. Я бы даже сказал, какая-то горечь. Но особая. Когда закрываешь веки на пар секунд, выдыхаешь медленно и ждешь, что вот сейчас, вот оно пройдет. А когда открываешь глаза, дышится уже заметно легче.

Я остановился на другой стороне дороги, припарковал мотоцикл и, не слезая с него и не снимая шлема, стал наблюдать. Жаль, что не видел с этой точки зарождающегося дождя в глазах девушки, хотя понимал по одному только языку ее тела, что он там был. Уже третий день время от времени я кружил возле этого кафе, и, кажется, знал ее наизусть.

Мне не хотелось, чтобы она грустила. И одновременно хотелось знать, что именно ее так печалило. Сам не понимал, почему оттягивал этот момент, почему не мог подойти, чего боялся. Чувствовал лишь, что хочу видеть ее, наблюдать, чтобы узнать лучше.

Даже если бы она исчезла, я вряд ли бы забыл ее черты.

Девушка взяла круглое печенье с блюдца и покрутила в руке. Попыталась разъединить две половинки, чтобы добраться до крема внутри, но печенье разломилось, осыпав крошками стол и ее колени. Она едва заметно дернула плечами. Посмеялась над собой.

Забавно.

Затем отпила немного сока через трубочку, достала ее, отряхнула легонько и приставила к глазу. Зажмурила второй, и принялась вглядываться куда-то.

С ума сойти… Она смотрела через соломинку для сока.

Странная. Необычная. Удивительная.

Я не удержался и беззвучно рассмеялся. Снял шлем, прижал к груди и, выгадав удобный момент, перебежал через оживленную улицу. Надо сказать, весьма удачно – мне даже не посигналили.

Пройдя у девушки за спиной, вошел в кафе. Жизнь там не останавливалась. Уже знакомый паренек бегал меж столиков, а возле бара опять стояли люди. Всего трое, но они создавали хороший заслон. Встав за ними, я достал листок, ручку, нацарапал на них нужные слова и свернул квадратиком.

Всего-то и нужно было: сделать пару шагов от двери и вложить записку в салфетницу. И уже через пять минут, сидя на байке в шлеме, я мог наблюдать через окно, как она берет ее, быстро прячет в карман, оглядывается по сторонам, а затем долго-долго смотрит на улицу через стекло.

Завтра.

Завтра утром я приду и сяду за тот самый столик. Только напьюсь успокоительного и привяжу руки к стулу, чтобы не вести себя, как дурак.

«Поворачивай половинки печенья в разные стороны. Так они не сломаются. И кстати. Зачем ты смотришь на мир через коктейльную трубочку?»

Мой взгляд бросился блуждать по кафе. Все посетители были заняты едой. Я смотрела, смотрела. Убрала бумажку в карман и подошла к окну. Сканировала глазами улицу, пока они не заслезились. Проще было кристалл соли в сахарнице найти, чем вычислить автора послания.

С дрожью в голосе я обратилась к Виталику:

– Стой. – Взяла его за локоть, притянула к себе. – Ты здесь никого не видел? Возле этого столика?

– Что? – Сначала он нахмурился, затем его губы растянулись в улыбке. – Нет. Опять записка?

Я показала край желтой бумажки, торчащий из кармана, и тут же спрятала его обратно в недрах джинсов, в которых Гарик с завтрашнего дня запрещал мне появляться на рабочем месте.

– Да. – Прошептала тихо.

Виталик прищурился.

– Похоже, у тебя появился преследователь. – И, рассмеявшись, он поспешил обратно, к своим столикам.

Ладно.

Тогда как тебе вот такой ход, а?

Я достала ручку, быстро нацарапала ответ и вложила бумажку в салфетницу. Довольная своей шалостью, улыбнулась и последовала в служебное помещение за фартуком. Плотно закрывать дверь не стала. Замерла возле образовавшейся щели, гадая, кто же придет, чтобы забрать записку. Ведь если он видел, что я ее оставила, то обязательно вернется. Деваться-то ему некуда.