Сны Аштирры были тяжёлыми, смутными, обрывочными. Тёмная мастерская бальзамировщиков, готовивших тела к вечности. Звон и перестук инструментов, извлекающих внутренности. Запах бальзамирующих составов, впитывающийся в плоть, пока сам не начинаешь пахнуть как мёртвый. Фрагменты какого-то боя и острая тревога, от которой девушка даже проснулась. Сразу же она подумала о своих близких, об отце, о неведомом враге, которого упоминала тётушка Нера.

В шатре ещё было темно. Жрица зажгла масляный светильник – убедиться, что её подопечному не стало хуже. Альяз всё так же спал, пребывая в беспамятстве. Сау придвинулся ближе к нему, устроив морду на плече хозяина.

Голова гудела от усталости, духоты и дыма бахура. Помедлив, Аштирра всё же извлекла из сумки фиал с успокаивающим снадобьем и выпила, чтобы уснуть. Если она не сумеет сосредоточиться, толку от неё не будет даже на долгожданном Всплеске.

Утром заглядывал Ришнис, сидел некоторое время рядом с сыном, что-то шептал. В ответ на его безмолвный вопросительный взгляд Аштирра коротко покачала головой – новостей у неё не было, как бы ей ни хотелось обнадёжить кочевника.

Следующая пара дней растянулась в единую однообразную ленту, сотканную из болезненных тревоги и напряжения. Жрица почти не покидала шатёр, а когда выходила, старалась делать это незаметно – чужие ожидания были невыносимы. Хиннан ждали от неё чуда из тех, которые не раз являл им её отец, и шептались за спиной. Хорошо хоть вопросов никто не задавал, по крайней мере напрямую. И не раз уже подумала Аштирра, что лучше бы осталась дома, в Обители, а не пыталась браться за дело, в котором, скорее всего, потерпит трагическую неудачу.

На четвёртую ночь её пребывания в становище пришёлся Всплеск. Жрица проснулась от характерного чувства, что кровь внутри словно потекла быстрее, жарче, обжигая вены, а присутствие Богини стало совсем близким, ощутимым почти физически. Сила требовала выхода нестерпимым болезненным зудом, выкручивающим кости, – Владычица Таинств ответила на её молитвы.

Снаружи лаяли с подвыванием сау, встревоженно переговаривались и кричали люди. Пёс Альяза зашёлся хриплым воем в ответ, но так и остался сидеть в изголовье.

Каэмит на Всплеске оживала, выплёвывая осмелевших тварей. Следопыты вдалеке уже посылали тревожные сигналы, и воины спешили на охотничьи тропы защищать становище.

Аштирре не было дела до того, что творилось за границами шатра. Скинув покрывало, она поспешно затушила благовония, бросилась к Альязу. Несколько нажатий на нужные точки, как учил отец, и энергии плоти потекли быстрее. Ещё не пробуждение, но уже выход из наркотического морока.

Полог, отделявший спальню от остального шатра, взметнулся. Из темноты вырос Ришнис, сжимавший в опущенной руке копьё.

– Тебе что-то понадобится? – коротко спросил он.

– Нет, – хрипло ответила Аштирра, не отрываясь от своего занятия.

Ришнис разрывался между долгом перед племенем и семьёй. Сейчас он должен был вести отряд, но и оставить сына не мог. Сау заскулил, разделяя те же чувства.

– Возвращайтесь быстрее, – сказала жрица и жестом велела им уйти, погружаясь в ритуальный транс, настраиваясь на человека, лежавшего перед ней.

Отстроить разум, защитить, отделить себя от другого, чтобы слияние с его недугом было достаточным, но не абсолютным. Оставить сомнения. Голос отца внутри звучал так отчётливо, словно сам он стоял прямо за плечом: «Ты можешь сомневаться, прежде чем дашь своё согласие. Но никогда не сомневайся в миг, когда уже вскрываешь секреты чужой плоти, –