Верблюд вдруг испуганно заревел, заметался в границах круга, грозя зашибить хозяев. Раштау выругался, прерывая воззвание, но Аштирра подхватила песнь, не позволяя ей прерваться. Жрец рассёк ладонью воздух, и верблюд повалился на песок как подкошенный. Девушка не успела посмотреть, что с ним. Хриплый голос Раштау снова переплёлся с её собственным.

Стена песка взвилась в небо почти у самых их ног, обнажая камни, точно сдирала плоть с костей самой Каэмит. Огненная нить, защищавшая их кольцом, казалась такой тонкой и хрупкой – и всё же держалась. Вихри неистово бились о невидимый заслон, грозя сокрушить, похоронить обоих рэмеи в безымянной гробнице. Аштирре казалось, что сквозь завесу песка проступают оскаленные морды чудовищ из свиты Сатеха, но она продолжала повторять слова древнего полузабытого наречия, призывая Владыку пустыни усмирить свой гнев.

И повелитель песков отступил… отвёл свой взор, словно рассекая пространство невидимым клинком.

Вихри унеслись далеко вперёд, унимаясь где-то среди скал, будто и не было их. Некоторое время Раштау вглядывался в горизонт и лишь потом коротко повёл запястьем, размыкая круг. Его лицо оставалось бесстрастным, но Аштирра видела бисеринки пота, выступившие на лбу и висках.

Отец прошёл сотни искажений. Он боялся не за себя – за неё.

Отдышавшись, девушка бросилась к верблюду. Присела рядом, протянула дрожащие руки, гладя сухую золотистую шерсть и бархатистую морду.

– Ты… ты его…

– Лучше так, чем в вихре, – коротко ответил Раштау, скручивая хлыст и цепляя на пояс.

Аштирра смахнула выступившие слёзы. Вспомнила, как восхищённо хлопала в ладоши, когда отец привёл верблюда, как училась ухаживать за ним. Зверь был смирный, ласковый и даже не слишком пугливый – сразу видно, кочевники выводили, а для них капризы Каэмит были не редкостью. Но сейчас страх всё же одолел бедное животное – да и кто бы не испугался? Если б отец не прервал токи его жизни – верблюд сгинул бы в вихре, погиб той же ужасной смертью, что и песчаная кошка. А потом та же участь постигла бы и обоих рэмеи, потому что граница круга оказалась бы разорвана.

Раштау уже снял упряжь и начал отвязывать немногочисленные тюки. Остаток пути им предстояло пройти пешком, но это Аштирру не пугало. Она помогла отцу перераспределить поклажу и наткнулась на большой свёрток, которого не помнила. Вот там травы лежали, тут – ткани и крупы. А это…

Она приподняла ткань, не разматывая до конца. В сумерках тускло блеснуло стекло, а пальцы нащупали перекрестье ветвей из металла.

– Сама понесёшь свой гостинец, – усмехнулся Раштау, связывая пару тюков потяжелее. – Мне и так хватит.

– Это же из лавки Самира… Как тебе?..

– Умею быть убедительным. А от светильника Эймер отказалась. Всё честно, деньги уплачены. Проклятые демонические деньги, – он тихо рассмеялся.

Не находя слов, Аштирра крепко обняла отца, уткнувшись ему в плечо.

В последний раз девушка наклонилась к верблюду, ласково погладила по голове, прошептав слова благодарности. В темноте они продолжили путь до скал, где хотели устроиться на ночлег. Несколько раз жрица обернулась. Пески Каэмит заметали тело животного, которое вскоре станет добычей падальщиков.

В этот раз Всплеск продержался почти полтора дня. Раштау воспользовался этим, ускорил токи энергий, усилив выносливость их обоих. Аштирра так уже умела. Искушение прибегать к скрытым ресурсам тела было велико, но она помнила, что всегда нужно знать меру, иначе плоть пережжёт себя слишком быстро.

Они путешествовали утром и в вечерних сумерках, пережидая дневной зной на стоянках в тени скал. Костёр и обережные заклинания отгоняли тварей Каэмит – обычных хищников и тех, что выползали из зон искажений. Даже первые часто становились добычей вторых.