Когда я ушел на промысел, он попытался воспользоваться моей девочкой и взять ее силой. Но, слава Творцу, Эйлин сумела за себя постоять и припечатала его мерзкую харю раскалённой сковородой, на которой выпаривала травы. Правда, сама ошпарила руки, но это мелочи. Главное, что ублюдок от нее отцепился. Воя и визжа, он вылетел из нашего дома, сыпля проклятьями. Жаль, что я не воспринял его угрозы всерьез. Я думал, что он не посмеет ей навредить: перебесится и утихнет. Но эта падла стала распускать про мою девочку мерзкие слухи о том, что она нечисть. Что она служит скверне, и что ее нужно отдать правосудию.

– А она служит?

– Да как ты смеешь?! Она не поклоняется темным и в новолуние не пожирает сердца младенцев!

– Сказал тот, кто загубил не одну душу, обвиненную злыми языками в подобной ереси.

– Злорадствуешь? Если тебе станет легче, незнакомец, да, я загубил душу, но только одну и только той, кого любил больше жизни. – Мужчина опустил голову и в бессильной злобе сжал кулаки: – Ортрун, моя милая Ортрун... Она никому и никогда не причинила зла, не обидела ни словом ни делом и была для меня целым миром, пока однажды я не узнал, что она… другая.

– Неужели вера в единого и непостижимого Альхарда победила великую любовь и ты ее предал?

Мужчина кивнул и, словно ища для себя оправдания, признался:

– Я был молод, горяч, хотел сделать мир лучше. В то время Ортрун уже носила наше дитя. Я позволил ей родить, надеясь, что девочка не унаследует уродство матери, а после… отвез Ортрун в столицу, где ее признали нечистой и приговорили к смерти. – Мужчина уперся стеклянными глазами в стену, словно на ней были выжжены картины из его прошлого, которые отразились на его щеках злыми слезами. – А теперь и моя девочка последовала за матерью! Не уберег… они убили ее! Зря ты спас меня, незнакомец, я был бы уже с ней и со своей возлюбленной Ортрун. Уходи.

Но альх причитаниям Брунса не внял.

– Когда это случилось?

Хозяин дома заглянул в стальные радужки незнакомца и словно впервые его увидел.

– А тебе какое дело? Кто ты и зачем сюда пришел?

– Если скажу, что хочу помочь, поверишь?

– Мне?

– Твоей дочери, дубина!

– Но моя дочь мертва! – сорвался на крик Брунс.

Альх поднялся и носком сапога подтолкнул к мужчине руну:

– А вот сейчас и узнаем. Возьми ее.

– Эту медяшку? – спросил бывший трогот, поднимая металлический диск с выгравированной по центру руной ветра и с любопытством ее рассматривая. Две параллельные линии под изогнутой напоминали дом без основания. Целую минуту мужчина молчал и хмурился, пока в его глазах не зажглось понимание: – Стихийник?!

Альх кивнул.

Конечно, бывший трогот не мог забыть о самом опасном существе, порожденном древней кровью Изначальных. О проклятом выродке божественного Отца и осквернителе великого рода, извергнутом небесами.

– Тебя что-то смущает?– Светлая бровь Райнхарда приподнялась, а суровые черты искривились, став хищными.

Брунс хохотнул и резко мотнул головой:

 – Нет, я готов поклониться хоть самому Изначальному, если потребуется.

– Не потребуется.

– Тогда, прошу, альх, верни мою девочку домой!

Принимая желание, руна в руках мужчины вспыхнула сизым цветом и выжгла на ладони отпечаток изломанных линий. Брунс, как ужаленный, выронил диск, с тревогой глядя на свою руку:

– Что это было?!

– Ответ на твое желание. Если руна его приняла, значит, выполнить его я способен и девчонка еще жива. Метка исчезнет, как только я привезу твою дочь. Но не сильно надейся: возможно, я просто не успею ее забрать.

3

Небольшой городок Альнос на берегу Пенного моря заполнили пестрые толпы людей, наряженных в яркие цветные одежды. Люди смеялись над звериными масками, прячущими не всегда трезвые лица, и упивались мелодиями свирелей и лютней. Ветер, дующий с моря, вместо запаха соли и тины, приносил ароматы выпечки, сластей и мяса, заставляя рты горожан наполняться слюной. Но через минуту, будто насмехаясь, менял направление и забивал ноздри удушливым дымом от высокого костра, на котором недавно сожгли соломенное чучело.