На циферблате часов лежала кожура от целого апельсина, снятая одним куском.

А вот нашелся и сам мальчишка, на вековом тисе у стены. Судя по виду, он обрадовался, что я его заметила; помахал, спрыгнул на землю и бросился ко мне через лужайку. У меня отвисла челюсть; я с тревогой следила за его светящимися глазами и улыбкой, боясь того, что они могут означать.

Он протянул мне дольку апельсина. Она лежала в его коричневой ладошке, свернувшись, будто креветка.

Я уставилась на нее в растерянности. Взяв гротеска за руку, можно было сознательно вызвать видение; я сделала так однажды с каждым из них, чтобы обрести контроль над видениями и не позволить им контролировать себя. Это было только один раз. Меня преследовало ощущение неправильности, словно я шпионила за людьми.

Точно ли он просто предлагал мне апельсин, или ему хотелось, чтобы я взяла его за руку? От последней мысли у меня по спине побежали мурашки.

– Спасибо, Мыш, но я сейчас не хочу есть. Пойдем-ка, найдем твои деревья.

Он пошел за мной покорно, будто щенок, мимо болота Пудинга, через сад бабочек и до самой своей рощи.

Я ожидала, что он тут же запрыгнет обратно на дерево, но он посмотрел на меня, широко распахнув черные глаза, и снова протянул дольку апельсина.

– Оставайся здесь и больше никуда не уходи, – укоризненно попросила я. – Хватает и того, что Гром постоянно бродит по саду. Понимаешь?

Он ничем не показал, что понял; уставился вдаль и проглотил дольку. Я похлопала его по пушистому облаку волос и подождала, пока он не заберется обратно на дерево.

Только тогда отправилась я к воротам, поклонилась солнечным часам и произнесла прощальные слова: «Это мой сад, все в арде. Я верно за ним ухаживаю; пусть же и он отвечает мне верой».

Открыв глаза в собственных покоях, я наконец вытянула затекшие конечности. Налила себе воды из кувшина на столе и кинула подушку обратно на кровать. Головная боль испарилась; видимо, я решила проблему, даже если и не поняла, в чем она заключалась.

Орме найдется что об этом сказать. Я решила спросить его завтра же и, этой мыслью убаюкав тревогу, уснула.

Мой утренний туалет был сложным и долгим, поэтому Орма снабдил меня механизмом, который отсчитывал время и в указанный ранний час начинал щебетать так истошно, что на него не хватало всех самых страшных проклятий. Я держала его на книжном шкафу в передней комнате, в корзине с другими безделушками, специально чтобы мне приходилось плестись туда и копаться в ней, прежде чем его выключить.

Система работала исправно, за исключением тех случаев, когда я уставала настолько, что забывала поставить будильник. Я проснулась в панике за полчаса до того, как мне нужно было вести репетицию хора.

Торопливо вынув руки из рукавов ночной рубашки, я просунула их в ворот и стянула ее на пояс на манер юбки. Вылила содержимое кувшина в таз и добавила воду из чайника, слегка теплую от того, что он всю ночь стоял на очаге. Потерла чешую на руке и на поясе мягкой тканью. Сами чешуйки температуры не чувствовали, но капли, которые скатывались вниз на кожу, были сегодня неуютно холодными.

Остальные мылись раз в неделю, а то и реже, но им же не грозили паразиты, живущие в чешуе. Вытершись, я поспешно достала из шкафа горшочек с мазью. Только определенный набор трав, смешанных с гусиным жиром, ослаблял зуд. Орма нашел хорошего поставщика в единственном дружелюбно настроенном к драконам районе города – квартале под названием Квигхол.

Обычно, намазывая чешую этой жижей, я тренировалась улыбаться, потому что решила, что если смогу выдержать с улыбкой это, то все остальное – легко. Сегодня времени попросту не было.