Грива нечесаных сальных волос лежала на широких плечах, обтянутых чем-то похожим на длинную черную кожаную куртку-безрукавку, местами вытертую до белизны, с глубоким круглым вырезом вместо воротника. В талии она была перетянута широким поясом, на котором висели небольшие ножны – явно не с мечом, а с ножом. Темно-коричневые штаны в обтяжку были заправлены в короткие сапоги. Сделав пару шагов, он остановился, внимательно и настороженно ловя каждое мое движение. Теперь, когда он вышел на свет, я смог рассмотреть его лицо. Мне оно, честно говоря, не сильно понравилось. Да и кому может понравиться бандитская рожа. Будь он из двадцать первого века, я бы решил, что у него за спиной не менее трех ходок, и все по солидным статьям. Нос сломанный, по крайней мере, дважды. Два грубых шрама на лице. Один, короткий – от подбородка до горла, другой, длинный и широкий, – от виска через всю щеку. Лицо грубое, словно вытесанное из камня. Кожа лица дубленая, обожженная солнцем и отшлифованная ветром. Грудь, широкая и мощная, поражала воображение, да и руки с шарами мускулов были ей под стать. Некоторое время он вглядывался в мое лицо, словно искал в нем нечто особенное, ценное для себя. Встретившись с ним глазами, я тут же почувствовал, как он замер и напрягся. От этого человека сразу повеяло опасностью, словно от хищника, замершего перед прыжком на свою жертву. Без раскачки, без раздумий – он был готов убивать. Я ощутил это интуитивно. Вот он снова расслабился, когда, по его мнению, опасность миновала.

Похоже, на опасность у него выработан четкий рефлекс.

Как только я это понял, по моему позвоночнику пробежал холодок. Попади этот человек в мое время, точно стал бы наемным убийцей. И вполне бы прижился. Резал бы за милую душу – только пальцем укажи! Несколько секунд мы стояли друг против друга, молчаливые и неподвижные, пока его взгляд с моего лица не опустился ниже. Мужчина нахмурил брови и озабоченно и в то же время как бы осуждающе покачал головой. Кажется, такую реакцию вызвала тряпка со следами крови, которой была замотана моя кисть. Я поднял руку, чтобы показать, что ничего страшного не произошло, и его взгляд мгновенно изменился, снова став настороженным, цепким и жестким.

Блин! Что это значит?! Средневековый вариант медбрата для психушки?! Судя по его реакции, роже и мускулам – вылитый он! Первый раз его вижу, а уже чувствую – зверь еще тот! И чего он молчит?! Может, выдать ему по-русски?! Трехэтажным! Кстати, а чего я сам молчу? Не пора ли нам познакомиться?

Я медленно опустил руку. Цепь в ответ на мое движение глухо звякнула. «Санитар» продолжал настороженно следить за мной.

Что я теряю! Если замок – значит, наверно, Европа. Попробую по-английски, все-таки международный язык. Хотя толком его не знаю, но пару фраз…

И тут я вдруг понял, что могу свободно изъясняться на английском языке, который неожиданно оказался моим родным. Я удивился сему чуду, но в меру, слишком уж много всего пережил и прочувствовал за столь короткое время.

– Привет!

Тут с «санитаром» явно стало твориться что-то не то. Сначала широко раскрылись его глаза, затем пришла очередь нижней челюсти – та, отвиснув, упала ему на грудь. Его удивление было настолько явным, что я не смог сдержать улыбки.

Ну и рожа у него забавная! Хм! Впрочем, из его удивления несложно сделать вывод: до этого момента я, похоже, не говорил, а только рычал. Что ж, продолжим эксперимент – первый шок от встречи прошел, и я уже был готов начать общаться с аборигеном. Но тут неожиданно мне пришло на ум, что я понятия не имею, какой придерживаться версии поведения. Ведь я абсолютно не знаю, кто этот парень, мой предок. Да и вообще ничего не знаю. Даже какой сейчас год. Значит, здесь проходит только одно: потеря памяти. Ничего не помню! Ничего! А теперь… поехали.