С этими словами доктор Квеклебен достал из кармана коробку с набором медикаментов.

– Я всегда во всеоружии, – сказал он. – Вот по-настоящему полезная фармакопея, а все остальное – вздор и надувательство. Имей такой набор весной, а осенью езди недельки на две, а то и на месяц на Сент-Ронанские воды – и раньше своего срока не помрешь.

С хвастливой миной доктор вынул из своей коробки большой флакон или, скорее, бутылочку, наполненную ярко окрашенной жидкостью, и влил три полных столовых ложки в чашку миссис Блоуэр. Попробовав, та сразу заявила, что и поверить нельзя, до чего вкус чая улучшился и какой он стал приятный и живительный.

– Может быть, доктор, ваше лекарство и мне поможет? – сказал мистер Уинтерблоссом, ковыляя к ним с протянутой чашкой.

– Никак не советую вам принимать его, – сказал доктор Квеклебен, весьма хладнокровно захлопывая коробку. – Ваша болезнь одоматозного характера{93}, и вы лечите ее по-своему. Вы ведь и сами врач не хуже меня, а я не привык вмешиваться в чужую практику.

– Ладно, доктор, – сказал Уинтерблоссом. – Придется мне подождать, пока явится сэр Бинго: обычно у него с собой охотничья фляга с лекарством, которое, наверно, ничуть не хуже вашего.

– Долго же вам придется дожидаться сэра Бинго, – ответил доктор. – Этот джентльмен предпочитает сидячий образ жизни и уже второй раз заказал себе магнум{94}.

– Неподходящее имя для знатного человека «сэр Бинго»{95}. Как по-вашему, доктор Коклеен? – спросила миссис Блоуэр. – Вот мой Джон Блоуэр, бедняга, случись ему только быть чуточку навеселе, «оказаться против ветра», как он говаривал, так он все пел песенку про пса, что звался Бинго и жил, кажись, у одного фермера.

– Наш Бинго пока еще щенок, сударыня, а если и пес, так бездомный, – сказал Уинтерблоссом и, весьма довольный собственным остроумием, улыбнулся своей неподражаемой улыбкой.

– А то и бешеный – ведь он воды в рот не берет, – вставил мистер Четтерли и тоже мило улыбнулся в восторге, что, так сказать, «перешиб» каламбур председателя.

– Ишь какие они оба шутники, – сказала вдова, – да и сэр Бунги охулки на руку не положит. Беда только, что он так засиживается за бутылкой, а? Джон Блоуэр тоже любил, грешным делом, выпить, бедняга. Бывало, как причалит к миске пунша с подветренной стороны, так его и не оторвать. Однако вот и со стола убирают. Ведь это ужас, доктор, чтобы мы блага земные так и принимали, ни до еды, ни после молитвы не прочитав? Этот мистер Читерлинг, если он на самом деле священник, будет в ответе, что пренебрегает службой Господней.

– Да ведь, сударыня, – сказал доктор, – мистер Четтерли едва достиг сана полномочного священника.

– Уполномоченного? Ах, доктор, вы опять, верно, шутите, – вздохнула вдова. – Совсем как мой бедный Джон Блоуэр. Когда я уговаривала его попросить прихожан помянуть в своих молитвах «Красотку Пегги» (судно-то было по мне названо, доктор Китлебен) со всем ее грузом, так он, бывало, отвечал: «Пусть молится за нее, кто решится, – она ведь у меня застрахована, Пегги Брайс!» Весельчак весельчаком, а хоть и любил пошутить, был он все-таки человек положительный, не хуже других капитанов, что снимались с якоря на Литском рейде{96}. После его смерти осталась я одна-одинешенька, ох, нет мне покою ни днем, ни ночью… А на душе, на душе-то как тяжко, доктор! И не могу сказать, чтобы с тех пор, как я живу здесь, мне полегчало, разве что вот сейчас. Уж вы мне все-таки скажите, доктор, сколько я вам должна за этот эликстир? Он мне так сильно помог, да и душу я себе облегчила беседой с вами.