Она уже перечитала всю библиотеку мужа… ту, что хранится в кошеле. Большая часть осталась в семейной усадьбе… сгнила там, поди, давно…

– Давай я все-таки устроюсь куда-нибудь, – вкрадчиво сказала Лахджа, пока они шли домой. – В Монстрамин вот ваш…

– Преподавать?.. ты не сумеешь, у тебя нет нужных знаний.

– Зачем мне преподавать? Я могу быть ассистентом… лаборантом… аспирантом…

– Аспирантом ты быть не можешь, – снисходительно сказал Дегатти. – И в Монстрамине… учатся специфические индивиды. Там… ты можешь перейти в разряд пособия.

– Ну они же не магиозы.

– Я не хочу, чтобы ты занималась вивисекцией.

– Вот! – вспыхнула Лахджа. – Как, по-твоему, мне улучшать метаморфизм, если ты мне шагу не даешь ступить?!

– Это ради твоего же блага.

Лахджа потянулась к мужу мыслью и ощутила беспокойство. Он одновременно представлял беснующегося демолорда и ее за лабораторным столом, с миллионами нервов, протянутыми к…

– Я не стану магиозом! – сказала Лахджа. – То есть ты не станешь магиозом! Я знаю, что у вас запрещено, а что нет! А Хальтрекарок давно про нас забыл. Он не живет прошлым – и ты не живи.

– Откуда тебе знать? – спросил Дегатти, открывая дверь. – И… и не сбивай меня с толку! У нас есть более важные темы для… как ты умудрилась вообще?!

– Я дочь Матери Демонов. Нас такими создали – чтобы мы плодились… размножались… и ассимилировали всех остальных. Я так думаю.

Дегатти не высказал своего мнения по этому поводу. Уже войдя в прихожую и бесстрашно встретив взгляд енота, он напомнил:

– Но чары же…

– Я не знаю! Что ты от меня хочешь? У нас будет ребенок, смирись. Если родится что-нибудь непотребное, утопим в ведре.

– Нет уж… – проворчал Дегатти.

– Шоколадку пьинесли? – высунулась из шкафа Астрид.

Ее мордашка была перемазана шоколадом. Девочка сидела на горе оберток, облизывалась и хотела еще.

– Хорошо, что у демонят не бывает диатеза, – флегматично сказала Лахджа.

Обычный ребенок столько шоколадок за раз бы не осилил. Но Астрид – наполовину гхьетшедарий. У нее внутри есть анклав, собственный складной мирок. Гораздо меньше, чем у полноценных гхьетшедариев, глотать вещи крупнее нее самой она не может, но все равно тянет в рот чуть ли не все, что видит.

Раньше это было настоящей проблемой, но со временем ее обжорство худо-бедно обуздали… худо-бедно. Она по-прежнему периодически съедает больше, чем способна переваривать, но теперь ее хотя бы не рвет этим. Теперь это становится частью анклава… и он, возможно, растет.

Дочь следовало наказать, но мысли были заняты другим. Поэтому нотацию Астрид прочел отец.

– Дочь, нельзя съедать все вкусное сразу, – проникновенно заглянул ей в глаза Майно. – Тогда тебе ничего не останется на завтра.

– А… завтра Добрый День! – нашлась Астрид. – Бабушка Юмпла принесет новых!

– Боюсь, к невоздержанным жадным девочкам бабушка Юмпла не прилетает, – сказал Дегатти, проходя на кухню.

– Да, завтра Добрый День… – с намеком протянула жена.

– У меня есть подарки, – с превосходством ухмыльнулся Дегатти.

В прежние времена, когда Дегатти еще был вольным холостым волшебником, у него периодически сменялись пассии. Иногда так часто, что он не успевал запоминать их дни рождения и прочие знаменательные даты. И чтобы не падать лицом в грязь, волшебник завел в кошеле особый тайничок. Тайничок, где хранил подарки на любой случай.

Всегда, когда у него появлялись лишние деньги, он делал запас на будущее. И когда очередная добрая знакомая вдруг оказывалась именинницей, Майно Дегатти делал хитрое лицо, совал руку в кошель и говорил: «А у меня для тебя кое-что есть…»