А сейчас Лахджа на ее кухне, заставленной пустыми бутылками… на вид пустыми.

С другой стороны – покойная свекровь же не была сумасшедшей? Даже самый эксцентричный исследователь не станет держать образцы на кухне. Там, где ест сам.

Может, они просто коллекционировали пустые бутылки?

– А что случилось с твоими родителями?! – крикнула Лахджа.

– Несчастный случай, – вошел на кухню муж. – Ничего магиозного, Кустодиан проводил расследование. С волшебниками иногда случается…

– Но что именно?

– Я не знаю, меня тут не было. Агенты долго тут работали, приезжал даже Сарразен, а я… я даже не заходил внутрь. Я не был в самом доме с похорон дедушки. Тридцать лет назад я… просто ждал, пока отдадут тела. Там мало чего осталось.

– Замечательно, – сказала Лахджа, поднимая крышку кастрюли. – А тут завелась разумная жизнь. Вы даже посуду перед уходом не помыли?

– Я не знаю, может, агенты Кустодиана тут жрали во время расследования! – начал раздражаться Майно.

– За это время все должно было истлеть, а не заплесневеть. Смотри, оно шевелится!

– Где?! – прибежала Астрид.

– На, выкинь это, – сунула ей кастрюлю Лахджа. – Отнеси на помойку.

– А де помойка?!

– Ну вообще прямо вокруг нас, но… поищи в саду, там должна быть выгребная яма.

Астрид унеслась с кастрюлей, а Лахджа принялась инспектировать холодильный сундук. Когда-то в нем был хлад-камень, но он, конечно, давно иссяк. И содержимое…

Когда-то это было молоком, сыром, творогом и копченой рыбой. Когда-то, в незапамятные времена. Теперь…

Было ошибкой открывать крышку. Вонь поднялась такая, что пробрало даже демона.

Енот спокойно надел многослойную маску с воздушными фильтрами. Он знал, что ее день настанет. Лахджа тоже просто инстинктивно лишила себя дыхательных путей. Нижняя половина ее лица превратилась в гладкий блин.

– Я… пойду… в сад, – сказал Дегатти.

Он вышел из кухни с таким видом, будто проглотил жердь, оставив жену и фамиллиара наедине с ужасами былых времен.

Уже из сада волшебник объяснил, что на доме лежат чары консервации. Даже без хлад-камней продукты портятся значительно медленней, но в результате это вышло боком. То, что за тридцать лет просто истлело бы до состояния пыли, всего лишь протухло и сгнило, успев как следует настояться.

– Кроме тебя за это время сюда вообще никто не заходил? – в очередной раз спросила Лахджа, когда Дегатти отдышался и вернулся на кухню. – У тебя ж полно родни.

– Что им тут делать? – пожал плечами волшебник. – Дядю Жробиса и тетю Маврозию ты знаешь, а все мои братья и сестры были обычными людьми. Думаю, они банально боялись совать сюда нос. Многих я в последний раз видел на похоронах родителей…

– А они у тебя еще живы?.. братья и сестры, я имею в виду.

– Нет, никого не осталось. Зато у меня куча племянников… внучатых племянников… и их детей… я понятия не имею, где они все живут и чем занимаются.

– Но ты же не старший в семье? – уточнила Лахджа. – Этот дом точно твой?

– Точно. Отец все завещал мне. Он… меня он… кхм… не любил, но… я стал волшебником. Я был магистром, когда родители погибли, и уверенно шел к профессуре. Более достойных кандидатов на наследство отец не видел.

– Любит тебя твоя родня, наверное… – хмыкнула Лахджа.

– Хм! В нашем роду наследство всегда передавалось самому талантливому волшебнику. Это старая традиция Радужной бухты. Но мне это аукнулось, потому что продать фамильную усадьбу я не имел права. Так что… я просто запер дверь и забыл о ней на тридцать… да, тридцать два года.

– Оно и видно, – заглянула в мучной ларь Лахджа. – Так, это сжечь.