Кауров осмотрел почти лишенный дерна грунт на месте разворота, след отпечатался довольно четко. Совсем свежий след, не тронутый влагой. Резина широкая, сантиметров тридцать, не меньше, рисунок симметричный относительно плоскости, проходящей через середину протектора. Водитель разворачивал машину в два приема: сначала дал задний ход, остановился и потом направил передом – в нужном уже направлении. Остановка могла затянуться и на час, и на два. Остановка с видом на реку. И с девушкой в салоне.

Кауров присел, заметив на траве темные пятна. Неужели кровь? Он осторожно потрогал траву пальцем, понюхал – слегка пахло бензином. Совсем недавно здесь действительно стоял автомобиль – причем с включенным двигателем. Кауров осмотрел еще только набирающий силу куст рябины, переключился на боярышник – ничего. Зато на тонкой веточке крушины, опустив ее чуть ли не до земли, висел использованный презерватив. Чуть дальше между кустами валялись колготки, снятые вместе с трусиками. Их скрутили в узел, тем самым уменьшив аэродинамическое сопротивление, поэтому смогли отбросить относительно далеко от машины. Трогать Кауров ничего не стал, вернулся к месту стоянки подозрительного автомобиля. А на полянку выходил из леса полковник Евграфов, один, без сопровождения. Широкий морщинистый лоб, густые кустистые брови, глаза черные, как волчьи ягоды, бесцветные губы недовольно сжаты в ниточку.

– Я вот тоже подумал, откуда и куда шла наша русалка, – пристально глядя на Каурова, едва двигая губами, проговорил Евграфов.

– Русалка? – Родион повернул голову и глянул на реку.

– Что она здесь делала ночью? – Евграфов не сводил глаз с подчиненного.

– Жила активной половой жизнью.

Кауров показал на презерватив, Евграфов подошел, глянул.

– Безопасный секс, – прокомментировал он. – С летальным исходом.

– И с порывами страсти, – кивнул Кауров.

Он подвел начальника к месту, откуда тот мог увидеть свернутые в узел колготки с просвечивающими под ними трусиками.

– Думаешь, это вещи потерпевшей? – Евграфов ощупал пальцами козырек своей фуражки, как будто проверял, на месте она или нет.

– Уверен. Думаю, дело было ночью, в темноте, он выбросил колготки, она не смогла их найти. Обиделась и ушла.

– Он – это подозреваемый? – Евграфов сверлил глазами Каурова.

Они работали вместе, одно время даже дружили, пока не разошлись во взглядах на правосудие. Евграфов работал грубо, напористо, не особо вникая в суть дела. Руководствовался простым принципом: кто находился рядом с жертвой в момент преступления, тот и виноват. Если подозреваемый не соглашался с предъявленным обвинением, Евграфов попросту ломал его, заставляя подписать признание. Без всякого зазрения совести мог отправить на скамью подсудимых заведомо невинного человека. И отправлял. И доводил дело до победного для себя финала. Кауров не соглашался с его методами работы, выговаривал ему в глаза, Евграфов обижался, а когда представился момент, подставил подножку.

– Не подозревать мы его, конечно, не можем, – пожал плечами Кауров.

– Давай без соплей, майор! – презрительно и с угрозой во взгляде, поморщившись, сказал Евграфов. – Тут все ясно как божий день. Парень во время ночного свидания привез сюда девушку, они поссорились, она сбежала, он ее догнал и убил. Все очень просто.

– Привез на автомобиле с широким протектором. Я думаю, это был внедорожник.

– Внедорожник? – задумался Евграфов.

А вдруг это автомобиль премиум-класса, а если еще и новый? А если машиной управлял кто-то из сильных мира сего или их отпрысков? Если так, то вину придется перекладывать на кого-то другого, небескорыстно, разумеется. Угождать Евграфов умел и даже любил, за солидное вознаграждение, моральное, а еще лучше, материальное.