Я ухватилась за эту мысль. Согласилась, а когда тест показал две полоски, долго рыдала в ванной. В тот момент мне было плевать на развод, на Мишу, отца, на их планы и договоренности. Я думала лишь об одном — это же будет живой человек. Что я творю? А если я не смогу его полюбить? Если обреку на страдания?

Думаю, отец это понимал. Видел сомнения, поэтому первые три месяца ко мне была приставлена ужесточенная охрана и врач. На всякий случай…

Когда родился Марк, нет, когда я впервые услышала стук его сердечка, поняла, что уже его люблю. Больше всех. Больше жизни.

Гормоны шалили во время беременности не по-детски, я стала более мягкой. Миша в то время тоже как-то потеплел. Если изначально ребенок был для него еще одной выгодной сделкой, то чем больше становился мой живот, тем чаще он спрашивал, как я себя чувствую, первый шел со мной на контакт. Говорил про ребенка, его будущее. Был вовлечен.

Мы оба были максимально вовлечены.

Иногда, ночами становилось невыносимо больно от осознания, что мой малыш от нелюбимого человека, но утром это проходило. Я должна была быть сильной и веселой ради малыша.

Мы с мужем заключили пакт о перемирии. Вербальный. Не говорили об этом, но оба будто пошли друг другу навстречу ради Марка.

Но, когда сын родился, я провалилась в легкую депрессию. Князев этого даже не заметил. Все его внимание было приковано к Марку, а меня будто не существовало. Никто не заметил. Даже мама моя. Меня словно вычеркнули. Все наше с Мишей нормальное общение на этом фоне стало испаряться. Я стала закрытой, нервной, постоянно плакала, но изо всех сил старалась как можно больше времени уделять ребенку и не быть плохой мамой. Этого я боялась. Боялась как-то навредить сыну, недодать любви.

Мне было плохо, а Миша этого не видел. Я огрызалась, он отвечал. Мы могли не разговаривать друг с другом неделями.

Я плакала ночами и ненавидела себя за то, что поверила ему. Поверила в то, что мы можем быть нормальными, жить нормально. Ну и за то, что развода в итоге не намечалось.

В одну из таких ночей случайно нашла контакты Влада в соцсетях и написала ему. У нас закрутилась переписка. Наверное, именно она тогда и помогла мне прийти в себя, пока ситуация внутри семьи накалялась. В пылу ссоры я несколько раз припомнила Мишке, как он на мне женился, обзывала его всячески, сравнила с Владом. Давила на все больные точки, что могла. Хотела развод. Тот самый, что он мне обещал. Но он оставался непробиваемой стеной. А мне хотелось, чтобы он был таким, как в мою беременность. Чтобы он был человеком!

Я смотрела на Марка и все чаще понимала, что я не могу позволить ему жить в клетке. Тогда решила сбежать во второй раз. Тщательно готовилась, но Миша нас поймал и притащил обратно. Орал так, что я думала, стекла в доме из окон повылетают.

— Извини, Даш, — Мишин голос возвращает в реальность. — Я не хотел тебя обижать…

— На дураков не обижаются, — пожимаю плечами. — Расслабься.

— Тебе просто не нужно в это лезть. И еще…

Вздрагиваю, потому что Князев сжимает мою руку.

— Как вернемся домой, Марка в доме своего отца больше не оставляй, ладно?

— Почему?

Миша ловит мой взгляд и барабанит по рулю пальцами.

— В это мне тоже лезть не нужно? Когда дело касается моего ребенка? Серьезно?

— Не передергивай.

— Тогда объясни нормально. Как ты себе представляешь мое поведение? Если отец захочет забрать Марка, он заберет и меня не спросит. Будет действовать через ребенка, ты знаешь, как сладко он умеет говорить. Марк сам согласится.

— Если такое вдруг будет происходить, сразу звони мне.