- Мой бывший муж, - сглатываю. - Он бывший или…

- Бывший, - уверенно кивает мужчина. - В реанимации сейчас. Колено ему прострелянное собирают.

Выдыхаю. Не чувствую никакого сожаления от этого факта.

- А остальные? - Спрашиваю обеспокоено. - Брат, Глеб?

- С ними все хорошо, - убедительно говорит Тихомиров.

- Спасибо… - запинаюсь, не зная, как правильно обратиться к своему спасителю. Имя просто вылетело из головы. - Простите, - закусываю от досады губку. - Как я могу к вам обращаться?

- Константин.. - хмурится он. - Ты как  вообще? Честно говоря, ты так долго была без сознания, что я уже начал волноваться.

- Я… - делаю паузу, прислушиваясь к себе и кладу руку на живот. - Все нормально. Только голова кружится и колени вибрируют.

- Все таки врача? - предлагает Константин.

- Нет, - мотаю головой и чувствую, что в горле совсем пересохло. - Чаю с сахаром. Если можно, - добавляю, смущаясь.

- Можно, - кивает он.

Огибает диван, на котором я сижу, пересекает зону небольшого бара, совмещенного с гостиной, и подходит к кухонному гарнитуру.

- Чёрный, зелёный? - повышает голос.

- Чёрный, - отвечаю.

Осматриваю обстановку дома и ловлю себя на том, что, как школьница, все время возвращаюсь взглядом к мужской спине в белой рубашке. Широкая… Она заканчивается необъятными плечами и сильными руками.

Рывком отвожу глаза. Позор, Назима. Аллах дал тебе зрение не для того, чтобы ты рассматривала чужих мужчин. Хотя разве после того, что я уже натворила, мне может быть что-то страшно?

Нахожу себя в отражении большой плазмы на стене и понимаю, что на голове нет платка. Прическа растрепалась, верхние пуговицы платья на груди расстегнуты, на ногах нет обуви. Ооо… Судорожно пытаюсь хоть немного привести себя в порядок. Нет, не для того, чтобы нравиться Константину, а потому что… Ой, Назима, себе ты можешь врать сколько угодно, а вот Аллах… он все знает.

- Держи свой чай, - возвращается Константин с кружкой и протягивает ее мне.

Врезаюсь взглядом в его крепкие предплечья, переплетенные красивым рисунок вен, и вдруг понимаю, что именно эти руки принесли меня на диван. Трогали. Прижимали к их хозяину…

- Платок, - шепчу, чувствуя, что сейчас сгорю от стыда.

- Он упал на землю во дворе, - пожимает плечами Константин. - Да и жарко в доме. Я бы тебе ещё посоветовал побрякушки все с себя снять. Сразу легче станет.

Отрицательно качаю головой.

- Чай то будешь? - теряет терпение он.

- Да, спасибо, - спохватываюсь.

Не поднимая глаз, забираю кружку и торопливо подношу ее ко рту. Руки трясутся.

- Горячий! - предупреждающе рявкает Тихомиров, но от этого становится только хуже.

Я вздрагиваю и выливаю кипяток себе руки, колени и бедра.

- Ай… - шокировано вскрикиваю.

Константин подлетает ко мне, вырывая из рук чашку и шипя ругательства.

Кожа под платьем начинает гореть.

- Немедленно снимай одежду, - командует он и быстрым шагом удаляется на кухню.

Снять платье? Как? Остаться в белье перед чужим мужчиной? Боль смешивается с паникой, и я просто задираю подол платья, оголяя колени. Но с рукавами такой фокус не проходит. Слишком узкие. Ааа, как же больно! Печёт!

- Я сказал тебе снять одежду! - возвращается ко мне Константин и держит в руках какой-то белый баллончик.

- Нельзя, - закусываю губу и чувствую, как по щекам начинают течь слёзы. - Перед чужим мужчиной...

- Идиотка… - подкатывает глаза Константин. - Хочешь, чтобы кожа слезла? Думаешь, что я женщин голых не видел?

Я даже не успеваю ничего сообразить, когда он подхватывает подол моего платья и одним рывком, будто бумагу разрывает его по шву до бёдер. Точно также бескомпромиссно поступает с рукавами и обильно заливает уже покрасневшую кожу пантеноловой пеной.