Он помнит меня! Назвал по имени и отчеству… И я даже не знаю, это плюс или минус.

“Эм-м… Вы знаете, как меня зовут?”, – хочется спросить у него прямо.

Но взгляд вовремя останавливается на бейджике, висящем на моей шее. У нас на фирме все с такими ходят, а иначе как отличить? У коров в стойле тоже номерок на шее весит, а нам вот такие пропуска выдали, чтобы никто чужой на территорию без спроса и шагу ступить не мог.

– Геннадий Павлович задерживался и я вынуждена была прийти вместо него.

– Вынуждена, – по голосу чувствую, издевается. Стоит ко мне спиной, в окно смотрит. – Вас под дулом пистолета вынудили?

Вспыхиваю красным румянцем, внутренне негодуя, что меня, взрослую девочку, разносят в пух и прах и, простите, за что?

– Нет, – подумав сухо отвечаю я.

– Тогда на будущее, если ваш руководитель задерживается, как выразились вы, и вам не позвонили из приёмной и не пригласили в кабинет генерального директора, оставайтесь на своём рабочем месте и занимайтесь трудовыми обязанностями согласно должностной инструкции.

Султанов медленно поворачивается – весь такой из себя, напыщенный индюк. На меня смотрит как нашкодившего котёнка, будто я в туфли его дорогущие помочилась, и вроде ругать надо, но как-то жалко очень. А я едва держу себя в руках. Пунцово-красные щёки пылают огнём, от стыда хочется провалиться на цокольный этаж нашего офиса.

Вот как объяснить новому генеральному, что я ничего криминального не совершала и что на совещание я раньше постоянно ходила вместо начальника, потому что мой шеф – тот ещё мудак, который на должности своей годами сидит и плевать на всех хотел, ведь у него там кто-то из родственников в акционерах нашей компании.

– Прошу простить. Это больше не повторится, – строго чеканю я, хотя на самом деле хочется нагородить с три короба, но я молчу, потому что боюсь потерять работу.

Он деловито кивает.

Решив, что на этом взбучку можно считать закрытой, встаю из-за стола.

– Я могу быть свободной?

– Да, конечно.

На трясущихся ногах иду к выходу. В голове полный сумбур. Я, конечно, понимаю, что десять лет не прошли даром и я немного раздалась в бёдрах, прибавила в весе, но как бы узнать-то можно. Ладно, ну не немного я раздалась в бёдрах, подумаешь… Больно и нужен был! Так ещё и лучше, если не помнит меня. Перспектива заменить фикус на подоконнике в его кабинете совсем не кажется радужной, вообще-то.

В кабинет приползаю раненой улиткой, опускаюсь на стул и медленно сползаю по его спинке.

– Алён, ну чё как? Давай рассказывай! – с ходу налетает Лариса.

– Как тебе генеральный? Ничего так, да? – подключается Ира.

– Девочки, отвалите от меня. Я в печали, – лицом утыкаюсь в стол, теперь ощущая себя раздавленной улиткой.

– А что не так-то? – возмущается Ира и я слышу, как на неё строго шикает Лариса.

– Алён, а, Алён? – ластится Лариса. – Давай чайку с шоколадкой попьём? Звонил Павлович, сказал не будет его сегодня. Так что гуляем, девоньки!

***

Работу в нашей службе я завершаю последней и всё из-за моего начальника, который должен был написать отчёт в фонд социального страхования ещё на прошлой неделе, но дотянул до последнего дня и на работу так и не пришёл. Козёл!

Погасив в кабинете свет, спускаюсь на лифте, а затем, миновав пост охраны, выбираюсь на улицу. Обидно на самом деле. Последний рабочий автобус отъехал час назад, следующий будет с новой сменой, ближе к полуночи. Блинский блин называется! Попала по всем статьям, потому что до автобусной остановки, что расположена за территорией нашей фирмы, три дня пеша, а потом ещё неизвестно сколько ждать, когда приедет маршрутка. Проще вызвать такси, но я не могу себе его позволить чаще трёх раз в месяц, а на этот месяц лимит уже давно исчерпан.