– Я закажу себе вот этот салат с крабами, бефстроганов. А потом буду думать про десерт… Или лучше мороженое? Нет, пожалуй, десерт, – бубнил Караванов.

И то, что он всегда проговаривал вслух, что собирается есть, надевать, пить, курить и делать, казавшееся прежде таким трогательным, немыслимо взбесило ее. И она чуть не ляпнула: «Боже мой! Кому интересно, что ты будешь есть?» В смысле: «Я больше тебе не мама!»

Странно, но говорить было совсем не о чем. Караванов был практически подружкой, в отличие от первых двух мужей, она могла с ним обсуждать практически все. И вдруг это рухнуло в одночасье.

Молчали и сосредоточенно жевали, пока не появилась Лида, сонная и возбужденная одновременно. Затараторила о своем новом друге Вадике и вчерашнем концерте, начала клянчить деньги на новую куртку, пить ореховую водку, делать глазки парням за соседним столиком, есть винегрет одновременно с мороженым. Одним словом, ей было не до взрослых… и… слава богу!

Караванов пытался сосредоточить ее на логике деловых игр, даже нарисовал на салфетке расклад, на котором Лида будет директор завода, Елена – руководитель энергокомплекса, а он – губернатор. И стрелочками отметить, как правильно строить между ними коммуникации. У Лиды в глазах было написано: «Мне бы ваши заботы, господин учитель…»

– Поздравляю со счастливым браком! Желаю… – сказала Лида, подняв рюмку ореховой водки, и вдруг осеклась: – А чего это вы такие?

– Мы, зайка, думаем, что нам было бы полезно развестись, – неожиданно для себя самой сказала Елена. – И уже практически это решили…

– Да? – спросила дочка, и Елена не услышала в этом «да?» ничего трагического.

– Подробности письмом… Лучше расскажи про своего нового мальчика, – мягко увела Елена тему, увидев, как напрягся Караванов.

Выходили из «Пушкина» поздно, в меру пьяные и в меру сосредоточенные. Шли по пустому городу. Елена машинально взяла Караванова под одну руку, Лида – под другую. Лида запела «Естудей», Караванов подтянул. Елена почувствовала себя пионервожатой с отрядом, возвращающимся с моря…

Предложила пройтись по пустому Арбату. Она знала, что Караванову с утра уезжать, а вещи еще не собраны. Но очень хотелось. Караванов промолчал, ему было удобней, чтоб она сама приняла решение. Елена иронично посмотрела на него и с вызовом сказала:

– Молчанье – знак согласья!

Караванов обиженно посмотрел на нее, но не запротестовал. На Арбате было совсем пусто. Лида горланила песни, Елена улыбалась, а Караванов покупал в каждом киоске пиво.

Прошли мимо однорукой принцессы Турандот, охотники на цветные металлы недавно ампутировали ей предплечье. Лида заныла про свои высокие каблуки. Караванов прилично выпил и покладисто плелся. Все время подшучивал над Еленой, взяв Лиду в сообщники. На Арбате было тихо, камни стучали под ногами, и редкие парочки жались друг к другу на ветру. Елена расслабилась, и, напевая, вспоминала, как они познакомились с Каравановым, как гуляли здесь же, взявшись за руки, заходя во все подряд кафешки… накупая все подряд сувениры…

Недалеко от Плотникова переулка на асфальте лежал седой человек. Конфигурация его лежания подразумевала глубокую нетрезвость, но Елене бросились в глаза пышные седые волосы, портфель и приличные ботинки, и показалось, что он похож на Айсберга. Возле седого стоял плечистый малорослый кавказец.

Он начал снимать с лежащего ботинки, а сняв – бить ногой в живот.

У Елены внутри все сжалось, она даже не успела подумать, что, когда тебе больно от предательства, когда ты ходишь в облаке ровно разлитой по телу боли, начинаешь острее реагировать на то, что при тебе делают больно другому. Даже если он в полной отморозке…