– Я обещал вашей матери, что научу вас готовить и сдержу своё слово! А после этого езжайте к себе обратно и подтрунивайте над другими дураками! Найдите себе соседских мальчишек и изводите их своими насмешками! Я вам не по зубам. И ещё я собирался вам сообщить, да как-то руки не дошли. – Эрим вдруг выпрямился, поправил воротник и высокомерно заявил: – Я передумал вас целовать. Отдаю вам ваше слово обратно, можете считать себя свободной от своего обещания.

– Премного благодарна! – ядовито ответила Нинель. – Если что, это сарказм!

– Да неужели? А я-то поразился, что впервые услышал от вас хоть что-то приятное. Хоть какое-то спасибо за то, что учу единственному делу, которое для меня много значит. Хоть что-то!

Нинель снова открыла рот, но вдруг осеклась.

– Хоть что-то приятное? – пробормотала она.

Господин Бослонцев, словно породистый конь, вскинул голову и не потрудился отвечать. Его ноздри трепетали, а на виске билась жилка.

– Но разве я не говорила спасибо? Вы великолепный кулинар и этого даже не нужно доказывать. Думаю, это и так всем вокруг прекрасно известно, – неуверенно ответила она и сморщила лоб. Известно ведь?

Эрим тут же перестал обижаться, успокоился и смущённо откашлялся. Взглянул раз, другой, смягчился, после примиряюще сказал:

– Прошу прощения, если чем-то… В общем, предлагаю больше не ругаться из-за пустяков.

– Согласна, – очень быстро ответила Нинель. Ей не вовремя пришло в голову, что она, действительно, ни разу не сказала ему спасибо. Пользуется его знаниями и умениями, будто ей чем-то должны.

Нужно будет обязательно поблагодарить его за труды!

Потом. В конце. Наверное.

Когда будет уже безопасно.

Правда, вместе с тишиной вернулась робость. Нинель отчего-то снова боялась слишком пристально смотреть на него, а стоило забыться и кинуть украдкой взгляд, как она немилосердно краснела.

Урок шёл вкривь и вкось. Оба были словно неуклюжие болванчики – то одновременно хватались за одну и ту же банку или ложку, а после отдёргивали руки, словно обожглись; то замирали, хлопая глазами, словно зависали в пространстве; то и вовсе отходили друг от друга подальше, пытаясь сделать вид, будто ничем не смущены.

В общем, мороженое, на которое Виола возлагала главные надежды в плане летних продаж, не вышло. В текстуре попадались кристаллы льда, а вкус горчил. И самое невероятное – даже господин Бослонцев со всем своим немалым опытом не смог понять, что, как и когда пошло не так. Все продукты были свежими и натуральными, Нинель лично попробовала, а вкус натуральных качественных сливок и масла она не могла спутать ни с чем другим. Значит, дело было не в ингредиентах. Но тогда в чём?

Из-за неудачи урок завершился раньше времени. Оба находились в унылом настроении, а от невозможности смотреть друг на друга и говорить свободно настроение становилось только хуже.

Отправившись домой, Нинель сердито пинала маленькие камешки на дороге и пыталась придумать, что ей делать со всем этим свалившимся на голову безобразием. Голова, однако, начисто отказывалась думать. Вокруг плавал сладкий туман. Губы болели, хотя Нинель каждые утро и вечер смазывала их целебным маслом редкого растения ибруса. Руки дрожали.

Это словно болезнь какая-то, думала Нинель, смотря себе под ноги, потому что даже ногам не доверяла. Вдруг они надумают закрутиться в крендель и уронить её на землю? Она ничуть не удивится!

– Эй, девушка!

Нинель подняла голову, только когда в поле зрения показались щегольские ботинки с белыми носами. Их обладателем оказался лысоватый малый с широкой искусственной улыбкой и подбитым глазом.