– Звони своему коновалу, и пусть он объясняет, как так случилось, что от его вонючей мазилки шишка сползла мне под глаза и превратила в покусанного осами монгола! – сказала я, тяжело дыша. Но махать руками все же перестала. Не хватало еще и в правду поставить Соболеву такой же фингал, то-то мы чудесно смотреться вместе будем.

Егор перечить не рискнул и, все так же лежа, набрал вчерашнего доктора. Эскулап заверил, что это нормально, и посоветовал прикладывать на отек чайные пакетики, от чего я в его высокой квалификации сильно засомневалась.

– А лечиться солнцем мне не надо?

– Не тот сезон, – пожал плечами Егор и внес рациональное предложение: позавтракать.

Знает, гад, чем отвлечь. На кухне он поставил передо мной тарелку с кашей, усыпанной дольками персика, кофе и несколько круассанов с сыром.

– Как ты себя чувствуешь? – с некоторой долей опаски спросил Соболев, когда я, отодвинув овсянку подальше, принялась за кофе с выпечкой. Круассаны выглядели настолько воздушными и хрупкими, что я решила съесть все пять штук, чего бы мне это не стоило. Жених же обошелся одним кофе: видимо успел уже позавтракать.

– Нормально, насколько это возможно для девушки с обритым затылком и заплывшими глазами, – пробормотала я с куском булки во рту.

Вообще, надо сказать, что выплеснутый на Егора гнев и вкусный завтрак несколько примирили с действительностью и настроили на мирный лад. И если бы не отражение в зеркале, можно было бы смело сказать, что вчерашнее происшествие обошлось для меня без последствий.

– Спорим, теперь все будут думать, что ты меня бьешь? – из вредности сказала я.

– Ха-ха, – не оценил Егор.

– Давай, рассказывай, за что я вчера пострадала, а то я ничего так толком и не поняла, – махнула я рукой, решив, что время для расспросов подходящее.

– Да в общем-то нечего рассказывать: я пошел провожать гостей, тебя ударили по голове и вынесли картину, – Соболев потер подбородок, и стало ясно, что посвящать в детали меня он не жаждет. Но и я так просто сдаваться не собиралась:

– А что Леха говорит?

– Вот придет, у него и спросишь, – гнул свою линию Егор.

– А полиция?

– Понятия не имею.

– Соболев! – рыкнула я.

Нехотя он рассказал, что неизвестный – а был он один – выбрал момент, когда картина кисти румынского художника оказалась наиболее беззащитна, долбанул меня по голове и вынес полотно, оставив на столе зияющий сиротской дырищей подрамник. Без сознания я провела минут сорок, приезд врача и последующие госпитализация и осмотр для меня остались за кадром.

Полицейские вчера собирали улики, но удалось ли что найти, пока не ясно. Так как служебный выход был занят Егором, злоумышленнику пришлось уходить через залы с посетителями, о чем свидетельствуют и записи с камер видеонаблюдения. А напоследок и вовсе огорошил: начальная стоимость картины составляла ни больше, ни меньше – два миллиона рублей.

Пока я переваривала скудную информацию, рассеяно жуя третий по счету круассан, Егор успел убрать со стола и приготовить чайные пакетики. В их эффективности, равно как и в докторе их прописавшем, я справедливо сомневалась, но препятствовать Соболеву не стала – за лечение он взялся с невиданным доселе энтузиазмом. Пролежать с "компрессами" пришлось никак не меньше часа, в течение которого Егор исправно освежал "начинку", я же бурчала, что кастрюли доктор наверняка чистит Кока-колой, запор лечит куском хозяйственного мыла и верит в силу живого огурца. Потом требовала заварку с жасмином или на крайний случай молочный улун, самой себе при этом напоминала неуемного арестанта, в порыве протеста долбящего по прутьям железной кружкой.