Женечка, при появлении отца выпрямившаяся и занявшая боевую стойку, капризно скривила губы и протянула:

– Тогда послезавтра, да? Когда накладные завезешь?

– Точно! Послезавтра! – отец отсалютовал ей ладонью и, подхватив Асю под локоть, увлек ее на улицу.

– Чего он к тебе прикопался? – спросила Ася, подходя к машине.

– А, забей, – отмахнулся отец. – Все фигня, кроме пчел.

Он взъерошил ей волосы на макушке, и Ася, прикусив губу, отстранилась и пригладила их обратно.

– Ну, все, теперь за драгоценной сестрой – и в Серебряный Бор, – заключил отец и уселся за руль.

В квартиру Вероники Ася поднялась вместе с отцом.

Хватит с нее, пожалуй, бдения в машине. Он опять там зависнет черт-те на сколько, а она будет загибаться от духоты?

Нет уж…

Дверь открыл Ивар, двоюродный брат Аси – двенадцатилетний оболтус, долговязый и бледный, с вечно облупленным, обгоравшим даже на мягком подмосковном солнце коротким носом и шапкой светлых, почти до белизны, прямых волос.

Вероника как будто задалась целью нарожать как можно более непохожих друг на друга детей, собрав все краски мира в отдельно взятой семье. Если старший ее сын был рожден от какого-то прибалта, которого, по слухам, дед Алексей однажды спустил с лестницы, то младший, Камиль, унаследовал от так же испарившегося в голубых далях узбекского папаши высокие скулы, хищные рысьи глаза и смоляной чуб.

Ивар оглядел стоявших на пороге Асю и Макса равнодушным взглядом – и открыл дверь пошире, пропуская их в прихожую. Выглянувший из-за его спины восьмилетний Камиль зыркнул темными глазами, бросил Асе:

– Здорово, дебилка! – и, гогоча, унесся прочь по коридору, увернувшись от справедливого подзатыль-ника.

– Макс, это ты? – крикнула откуда-то из ванной Вероника. – Я сейчас.

Она и в самом деле вскоре появилась, распространяя вокруг себя приторное цветочное благоухание.

Веронике было тридцать два, и она, единственная из всего старшего поколения семьи, не казалась Асе безнадежно древней.

Вероника пошла в бабку – вся такая же красивая и мягкая, как большая пушистая кошка. Только у бабки Лиды глаза были цепкими и пристальными, как у настоящей кошки, а в Вероникиных очах плескалось какое-то веселое безумие.

Сейчас она объявилась в коридоре, наряженная в короткое платье дикой леопардовой расцветки, встряхнула светлыми локонами и сунула ноги в босоножки на высоченной платформе.

Затем обернулась и позвала:

– Ивар! Камиль! Вы там собрались, наконец? Поехали!

– Ты что, и пацанов с собой тащишь? – уточнил отец.

– А куда же я их дену? – изумленно распахнула глаза Вероника.

– Оставила бы с этим твоим… как там его? Бекханом?

– Ой, он же дома почти не бывает, – отмахнулась Вероника. – Они тут спалят квартиру без присмотра. Ну его на фиг.

– Как вас всех в машину-то поместить? – нахмурился Максим. – Я не понял, кстати, чего бы тебе на своей не поехать? Ну, той, что папец тебе подарил два года назад.

Вероника смущенно потупилась и пожала леопардовыми плечами. А снова появившийся в коридоре Камиль радостно объявил:

– А она ее продала!

– Это зачем? – удивился Макс.

– Ну, зачем, зачем, – недовольно отозвалась Вероника. – Значит, надо было…

И тут же, не утерпев, поделилась:

– Мы с Бекханом хинкальную хотим открыть. У него здесь, в Москве, земляк, тоже из Шалажи, в долю хочет войти. Знаешь, я попробовала заняться дизайном помещения, сама эскизы нарисовала – у меня так классно получается! Бэка уже договорился, где помещение арендовать…

– Погоди, погоди, – остановил поток ее излияний Максим. – То есть ты продала машину, а деньги ему отдала? На открытие хинкальной? Господи, Ника, какая ж ты все-таки феерическая. И ведь не меняешься с годами! Оплот постоянства в этом изменчивом мире.