– А кстати, – он вновь поглядел на бронзового дракона, – предположим-ка, что недавняя тень, скользнувшая по земле, – это тень дракона, и мадемуазель Брунгильда послала меня предупредить конвой, что где-то поблизости рыщет это ненасытное существо, ища, кем бы перекусить, некая группа всадников для него – самое то. Тогда можно будет убедить командира отряда уйти с тракта и спрятаться в лесу.

Сергей поспешно закрепил фибулу у плеча.

– Вот теперь я настоящий брунгильдовец. Стоп. Но если меня послали буквально наисрочнейшим образом, я должен быть на коне. Я ж не Маленький Мук, ноги топтать. Куда же тогда девался конь? А, придумал, – его схарчил дракон. Мы с этой тварью схлестнулись не на жизнь, а как сложится, и храбрый конь в кровавой схватке закрыл меня хвостом и копытами. Так что силы мои на исходе, и взор туманится слегка… Для убедительности еще надо на земле поваляться и хромать шо есть силы.

Лис начал было присматривать место для валяния, как вдруг носок его сапога зацепился за какую-то кочку, и он покатился кубарем, притормозив о ближайший куст. В тот же миг присыпанная сухой листвой кочка взвилась над землей, и прямо возле головы Лиса с лязгом сомкнулись две огромные челюсти, усаженные частоколом клыков.

Лицо Брунгильды выражало недовольство и оттого казалось особенно хищным. Она пристально рассматривала «внучатую племянницу Инсти», молча негодуя, что подобные красотки вообще существуют на свете.

– Расскажи о нем, – буркнула дама, ужасная во всех отношениях.

– О герцоге? – изображая на лице простодушие, достойное буколической пастушки, спросила Женя. – Он добрый, очень нежный, о его разуме ходят легенды.

– В смысле, все о том разуме слышали, а встречаться с его внешними проявлениями… – прокомментировал Лис.

– Да чего вы, в самом деле? Каждый может ошибиться, – обиженно вздохнул Карел.

– Цыц, заладила: добрый, нежный. О родиче своем рассказывай!

– Их много. Вот, скажем, есть у меня троюродный брат… – Женечка приготовилась к долгому разговору.

– Стало быть, о нем позже расскажешь. А сейчас говори об Инсти.

– Ах, вот оно как? – протянула Женя. – Вас действительно интересует эта персона?

– Да, – рыкнула Брунгильда, сжимая кулаки. – Очень интересует!

– Не стоит так волноваться, достопочтенная госпожа Брунгильда. Ваши переживания мне близки и понятны. Ну, конечно мы поговорим с вами об этом. Но вы же понимаете, что ваше нынешнее состояние любой бы признал типичным проявлением беспокойства? Вы страдаете нарушением общей гармонии физической и эмоциональной сферы восприятия. С одной стороны, это ведет к истощению нервной системы, а с другой – становится в некоторой степени проявлением навязчивого, болезненного идефикса.

– Кого? – Ошалевшая от подобной речи гроссфройляйн отвесила нижнюю челюсть.

– Идефикса, – оседлав виртуального конька, повторила Евгения. – Вы не можете ни есть, ни пить, сжигающая вас страсть замещает или вытесняет нормальные естественные потребности. Я более чем уверена, вы и сами это чувствуете.

Брунгильда искоса глянула на полуобглоданную кабанью тушу, но то ли была уже сыта, то ли девчонка и впрямь оказалась права – есть не хотелось.

– Вина мне! – крикнула она.

Один из слуг бросился наполнять кубок. Брунгильда схватила его так быстро, что красная лужица расплескалась по столешнице. Попробовала хлебнуть – вино показалось ей на удивление кислым. Она выплюнула его и в гневе отбросила чеканный кубок.

– Ну, говори, – протянула она, думая про себя: «Видать, колдунья. С такой нужно держать ухо востро».