- Мы так Вам за все благодарны! – продолжала изливаяния вконец растерявшаяся от радости тетушка. - Как же хорошо, что Вы встретились с нашей Деборой! Нет-нет, Вы не подумайте, - поспешила она заверить меня, - не из-за нас, хотя нам тоже несказанно повезло, что Вы познакомились, - с теплотой улыбнулась она. – Но самое чудесное, что моя малышка очень счастлива с Вами. Она так Вас любит!

- Неужели? – не выдержал я на последних словах, оборачиваясь к Деборе.

Она натянуто улыбнулась в ответ и отвела взгляд.

Но вопреки тому, что должен был бы испытывать настоящий муж, почувствовав ее истинное к себе отношение, я был рад лишний раз удостовериться, что реального Мартина Дебора не любила. По крайней мере под конец их брака.

Это было странно, но я ревновал. Буквально изнывал от грызущей меня мысли, что между ней и Никсом была настоящая, физическая близость. Понимал всю парадоксальность этих чувств, ведь речь шла о том самом теле, которое принадлежало сейчас мне, но ни черта не мог с собой поделать!

Мое положение усугублялось еще и тем, что каждую ее положительную эмоцию, которую я с таким трудом пробуждал, мое влюбленное сердце причисляло Мартину бывшему. И я вновь горел в огне ревности к нему, к себе, к нам, кем бы или чем бы я теперь ни был!

Потерянной душой, запертой в чужом теле...

Люблю ли я Дебору? Я был очень близок к подобному признанию. По крайней мере себе самому, в глубине души я уже много дней назад повторял, что все испытываемое мною очень на то похоже. Только в отчетливую фигуру речи это тайное признание, крутящееся постоянно у меня в мыслях, преобразоваться так и не расхрабрилось.

Вероятно, вновь оказавшись в больнице, где все это безумие началось, я смог, наконец, хоть частично принять реальность своего положения и искренность своих эмоций.

- Вы занимаете так много места в ее жизни и в ее сердце, - продолжала тем временем вещать тетя Рози, - что Дебора абсолютно потеряла интерес ко всему, что ее волновало прежде. Даже к игре на пианино, - рассказывала женщина, без сомнения, действительно веря в то, что говорит. – А ведь раньше она не представляла своего будущего без музыки. Помню, когда Дебора была еще совсем малышкой, она могла часами проводить за инструментом развивая свои навыки и выполняя домашнее задание музыкальной школы.

- Тетя, пожалуйста, Мартину вряд ли интересно, чем я увлекалась в детстве, - нетерпеливо прервала ее Дебора.

- Почему же? Мне очень даже любопытно, дорогая! – тепло улыбнулся я, присев на табурет. – Что еще любила моя милая красавица?

- О-о, а еще...- с радостью продолжила тетушка Рози, поведав мне еще много увлекательных историй о детстве Деборы.

Так что по окончании беседы даже сама миссис Никс заливисто смеялась.

А когда мы поднялись уходить, тетя Рози даже обняла меня на прощание. И расплакалась.

Бедная женщина! Как выяснилось, ничего плохого про Мартина Никса им и в голову не приходило думать все это время.

Наоборот, они считали его самым благородным человеком на земле. И были бесконечно благодарны за помощь и главное за то, каким он «всегда был замечательным и заботливым мужем» для их горячо любимой Деборы.

"Как же Дебора умудрилась преподнести все тете так, что та поверила в эту чушь про потерю интереса к музыке? – не укладывалось в моей голове. - Да что там, несчастная женщина буквально боготворит жестокосердного Мартина Никса!"

А сама Дебора, кстати, выглядит так, будто готова провалиться под землю, - хмыкнул я, наблюдая за маленькой врушкой. В хорошем смысле этого слова. Понятно, что бедняжка убедила родственниц в исключительной доброте и щедрости мужа, чтобы они не волновались за Дебору. И не чувствовали себя еще более обязанными ему за помощь.