– Что уже само по себе очень хорошо. Это означает, что Орландо у нас паинька-мальчик и принимает все лекарства, которые ему предписаны. Но поскольку вы сейчас работаете вместе, то я счел нужным, чтобы вы были в курсе. Так, на всякий случай… Орландо очень стесняется своего недуга. Но главное даже не это. Страшит другое. Если все же с ним случится приступ, то он может умереть, если ему не оказать своевременную медицинскую помощь. С ним уже такое случалось пару раз, когда он был помоложе, и мы едва не потеряли его. А второе…

Он замолчал. Я же перевела дыхание, с нетерпением ожидая продолжения. Интересно, что еще собирается поведать мне Мышь?

– Я хочу извиниться за свое более чем бестактное поведение по отношению к вам в прошлый ваш приезд сюда. У меня есть много чего еще сказать по этому поводу, но, так или иначе, я пока воздержусь.

– Не переживайте. Все в порядке.

– Не совсем так. Но я уверен, что вы уже успели понять, что я не самый удобный человек в общении.

За всю свою жизнь я еще не слышала более самоуверенной, я бы даже сказала, более нахальной просьбы о прощении. Да этот человек больше всего на свете жалеет самого себя, подумала я, чувствуя, как во мне закипает злость. Я отвернулась к плите, словно пытаясь напитаться ее теплом.

– Да, и вот еще что. Я принес вам это. Это моя переработанная версия дневниковых записей Флоры Макникол, которые она вела в возрасте от десяти до двадцати лет.

– Хорошо. Спасибо, – проговорила я, не отворачиваясь от плиты и тупо уставившись на брауни, которые вытащила из духовки.

– Тогда оставайтесь с миром. Я пошел. – Я услышала шаги в сторону выхода из кухни. Потом последовала короткая пауза. – Еще один вопрос, если можно…

– Слушаю вас.

– Вы, случайно, не прихватили с собой того зверька? Хотелось бы увидеть этот талисман своими глазами.

Я понимала, что злиться на Мышь за подобную бесцеремонность в общении – это слишком по-детски, но ничего не могла с собой поделать. Все у меня внутри кипело от негодования.

– Я… не уверена, что взяла… Надо посмотреть, – ответила я после некоторой заминки.

– О’кей. Вернусь завтра. Кстати, наш воскресный обед поджидает вас в коридоре. До свидания.

Чтобы остудить себя после визита нежданного гостя, пришлось выпить целых два стакана воды. Я даже не взглянула на стопку листов, аккуратно сложенных на столе, а пошла прямиком в коридор посмотреть, что за презент там оставлен. И обнаружила целую связку фазанов, а рядом еще ящик с отобранными свежими фруктами и овощами.

К своему стыду, должна признаться, что ярость моя спала лишь тогда, когда я принялась разделывать птиц. С остервенением общипала перья с самой большой тушки, выпотрошила ее, затем отрубила фазану лапки и голову. И так со всеми остальными… Потом присела к столу в полном изнеможении, сама поражаясь своей реакции на Мышь. Ну почему человек, который не значит для меня ровным счетом ничего, может вызывать в моей душе подобную ярость?

Я тронула рукой рукопись, лежавшую передо мной на столе. И невольно содрогнулась при мысли о том, что этих листов касались его пальцы. Но в них, вполне возможно, кроется ключ к разгадке тайн того прошлого, поисками которого я сейчас занята. Так что, кем бы ни был тот человек, который переписывал для меня этот текст, не в нем сейчас дело. В конце концов, в Хай-Уилд меня привели совсем другие помыслы и цели.

Я сняла с полки тарелку, выложила на нее три брауни, в другую руку взяла рукопись и направилась на поиски Рори. Он по-прежнему торчал в гостиной, приклеившись к экрану телевизора и с восторгом наблюдая за тем, как Кристофер Рив взмывает в небо.