– В отличие от жуткого «картофельного голода» в прошлом веке. В то время мой отец был мальчиком, но он помнит, как его отец делал все возможное для поддержки местных земледельцев. На кухне готовили огромные кастрюли супа и все время пекли хлеб, но, разумеется, этого не хватало.

– Конечно.

– Многие из вашей семьи уехали в Америку? – поинтересовался он.

– Я знаю, что мои дед и бабка потеряли много родни во время того голода и отправили своих братьев и сестер в Америку. Там у нас есть родственники, которые иногда присылают посылки на Рождество. А вы сами там были? Судя по всему, это отличное место.

– По правде говоря, да. Мы приплыли в Нью-Йорк на бедной обреченной «Лузитании»[10], а потом отправились в Бостон навестить родственников моей матери. Нью-Йорк и впрямь славное зрелище; на Манхэттене надо задирать голову, чтобы увидеть верхние этажи.

– Думаете, любой человек может там сколотить себе состояние?

– Почему вы спрашиваете?

– Просто мы с моим женихом иногда говорили об этом.

– Сомневаюсь, что в Ирландии есть семья, где бы не говорили об этом, – сказал Филипп. – Разумеется, для некоторых это было успехом, но, наверное, это стоит поместить в контекст безрадостного выбора для ваших предков: голодать в Ирландии или испытать судьбу в Америке. Я хорошо помню, как мой отец указывал на место под названием Бруклин, которое, по его словам, было громадным ирландским поселением только из-за того, что многие мужчины, приезжавшие во время «картофельного голода», находили работу на строительстве Бруклинского моста. Мы проезжали эти места, и тамошние жилищные условия… скажем так, неблагоприятны для людей. Ветхие трущобы и грязные дети, играющие на улицах. Если ответить на ваш вопрос: да, есть немногие счастливчики, которые добились успеха, но если выбирать между нищетой в многоквартирном бруклинском доме или возможностью выращивать собственную еду и дышать свежим воздухом, то я выбираю Ирландию.

– Финн, мой жених, работает учителем в школе Клогаха и считает, что стоит попробовать. А я? Я твердо сказала ему, что не поднимусь на борт после того, что случилось с теми беднягами на «Титанике», а потом на «Лузитании».

– Я, безусловно, понимаю вас, Нуала, но вы должны помнить о том, что добрая старая «Лузитания» была торпедирована немцами. Клянусь, это было отличное судно, которое могло бы еще много лет безопасно переправлять людей через Атлантику.

– Когда отец узнал о крушении, он сел на лошадь и проскакал до побережья в Кинсейле, надеясь помочь кому-нибудь. Я никогда не забуду, как он вернулся и рассказывал о телах, плававших в воде. – Нуала передернула плечами. – Хотя он не меньше меня боится открытого моря, он сел в лодку и помогал доставлять тела на берег.

– В то время я воевал во Франции, но мой отец тоже был в Кинсейле и рассказывал то же самое. Что ж, если потопление этого судна к чему-то и привело, то оно, безусловно, втянуло американцев в войну. Ага, вот и наш чай. Давайте больше не будем говорить о темных временах, ладно? Морин, оставьте поднос на столе перед Нуалой; она сама нальет чай.

Горничная снова сделала книксен и кивнула, метнув очередной мрачный взгляд в сторону Нуалы, а потом вышла из комнаты.

– Она все время недовольна, – вздохнула Нуала. – Мне она сказала, что предпочитает приносить чай ровно в четыре часа.

– Боже мой, не беспокойтесь насчет нее. Это всего лишь горничная. Теперь давайте попьем чаю, насытимся сэндвичами и приступим к игре.

К облегчению Нуалы, в половине восьмого Филипп объявил, что он устал и готов ложиться в постель. Она помогла ему искупаться, облачила в ночную рубашку, уложила в кровать, дала вечерние таблетки и смогла покинуть особняк в половине девятого.