Я наклонил голову.

– Ах, да! Мальчик, который не разговаривает. Ладно, я не буду тратить время на болтовню, petit monsieur. Давай приступим.

Я пошел открывать скрипичный футляр.

– Non! Нужно, чтобы инструмент акклиматизировался к помещению. В январе на парижских улицах очень свежо, и он должен согреться. Кстати об этом: смотри и повторяй за мной.

Мсье Иван поднял левую руку и растопырил пальцы.

– Раз, два, сжали! – Он быстро сжал кулак, и я последовал его примеру. – Мы должны повторить это пять раз, обеими руками.

После этого мсье Иван велел положить руки на стол. Потом он предложил мне поднимать каждый палец так высоко, как только можно, и удерживать в таком положении на счет «раз-два». Он явно почувствовал мое замешательство, поскольку это упражнение отсутствовало на уроках с папой.

– Petit monsieur, тебе не кажется, что бегун должен проводить разминку перед стартом? Когда мы готовимся к игре, то проявляем уважение к инструменту.

Я кивнул. Лишь через несколько минут разминки для пальцев и запястий мне позволили достать скрипку из футляра.

– Теперь повторяй за мной, пожалуйста, – сказал мсье Иван. Я копировал его трели и этюды, прежде чем мы перешли к гаммам и арпеджио. – Очень хорошо, маленький Бо. Я заметил, что твоя техника улучшилась после нашей первой встречи. Ты занимался?

Я снова кивнул.

– Весьма многообещающе. Эта черта иногда помогает музыканту среднего уровня подняться к величию. Как твой наставник, я буду учить тебя сложным струнным техникам, таким как вибрато, мастерство владения смычком и гармонические серии. Я постараюсь скорректировать проблемы твоей техники и буду поощрять тебя к расширению границ музыкальной интерпретации. Ты готов к этому?

Я был более чем готов. В сущности, складывалось впечатление, что сам Бог предложил показать мне врата Царствия Небесного.

Остаток урока был очень утомительным. Мне удавалось сыграть не более нескольких нот, когда мьсе Иван останавливал меня и делал замечания насчет аппликатуры, моей осанки или понимания музыки. Это был вихрь увещеваний и наставлений, так что я начал задаваться вопросом, зачем я вообще взял в руки скрипку. Когда мне уже хотелось плакать, мсье Иван объявил, что наш первый урок окончен.

– Для первого раза достаточно, мсье Бо.

Я убрал подбородок со скрипичного грифа и бессильно опустил руки со скрипкой и смычком.

– Устал, да? Не беспокойся, это нормально. У тебя раньше не было надлежащих тренировок. Многие наши уроки будут не менее трудными, как для твоего тела, так и для разума. Но обещаю, что с каждым следующим разом будет легче. Увидимся в пятницу, а тем временем прошу тебя научиться расслаблять плечи. Каждый раз, когда я останавливал твое исполнение, твоя поза становилась все более жесткой. Это нехорошо.

«Как мне научиться этому?» – написал я.

– Хороший вопрос. Ты должен попробовать найти «священное место» в своем сознании. Можешь представить момент из своей жизни, когда ты ощущал совершенный покой. Это твоя задача на следующие несколько дней. До пятницы и… спасибо, petit monsieur.

Я убрал скрипку в футляр и вышел из класса мсье Ивана. Большинство людей не могли определить, в каком состоянии – радостном или расстроенном, – находится молчаливый мальчик, но Эвелин заметила, что что-то не так.

– Сегодня был трудный урок, дорогой?

Я посмотрел на свои ботинки.

– Ты должен помнить, что мсье Иван не привык наставлять таких юных учеников. Консерватория – это место для студентов, где они занимаются много часов каждый день. Пока я ждала тебя в приемной, то видела студентов вдвое старше тебя, которые приходили и уходили. Сомневаюсь, что он обращается с тобой как-то иначе, чем с ними. – Я посмотрел на Эвелин и улыбнулся. – Должно быть, в свои десять лет ты являешься самым юным учеником консерватории,