Девушка в кигуруми заинтересовано склонила голову, остальные переглянулись.   

— Я тут для кого распинался? — поинтересовался клоун. — Ты так и не объяснился.  

—  Прости, что не явился. Может там и было круто, но шумные вечеринки — не моё, правда... Вы ж эти, демоны? Можете просто и во сне убить? Тогда давайте быстро. Что б без боли, а? 

Маска сарказма треснула. Николас отчётливо почувствовал это, когда голос дрогнул, а в горле застрял чёртов ком. Пусть кто из них окажется милосердным и согласится. Не сможет он объяснить предкам почему покинул дом, а скажет правду — упекут в комнату с мягкими стенами. Жить на улице? Хрен с ним летом, а зима? Холодно ведь будет. 

В комнате повисло неловкое молчание, а девочка продолжала пристально на него смотреть.  

— Ты на слабо что ли взять пытаешься? — подала голос красноволосая. — Не прокатит ведь.  

Ник только головой устало покачал. Адреналин схлынул, оставив место усталости и желанию спать. Он и до появления синеглазого был близок отрубиться, а теперь глаза совсем закрывались. По губам скользнула кривая, совсем не юношеская улыбка — вдруг уже не проснётся?  

Разглядывал свои руки и молча ждал вердикта. Вот она — точка невозврата. Впервые он признал, что хотел бы. Боль ведь штука не из приятных, так что многие варианты сразу отпадают. Не хотелось думать в последние свои мгновения матом как ему больно. А так, Николас просто уснёт и не проснётся. Потом, наверное, в Ад — прямиком в ближайший свободный котёл, раз эти существуют. И Господь тоже, просто действительно в отпуске...   

Но когда поднял голову — никого не обнаружил. Комната была пуста, с открытого окна задувал холодный ночной воздух и даже свет снова выключился. Только жёлтая тень фонаря въедалась в пол и часть стены, обходя его стороной. Ник вздохнул. И как это понимать? Молчание — знак согласия? 

— Даже сдохнуть нормально не могу, — проронил всё ещё надтреснутым голосом, но уже чувствовал — маска занимает привычное место не-осознания. 

Джинсы снимать не стал. Найдут холодным, так хоть не с голой задницей. И засыпал с мыслью какого-то странного предвкушения. Странно себя чувствовал. Вроде тревожно, а вроде в кои-то веки безмятежно и спокойно. Что бы там не было, его это уже волновать не будет. Может, Ад не самое приятное место, но зато отчима и вынужденности социализироваться с себе подобными там не будет. 

Но на утро он проснулся вполне живым. Так и не выключенная музыка в наушниках механически что-то проигрывала, а белый потолок встречал осознанием — не прокатило. Со вздохом Николас поднялся, держась за голову и долго ещё сидел так, закрыв глаза. Переваривал то ли происходящее ночью, то ли своё существование. Почему не выполнили угрозы?  

Какого. Чёрта. Случилось.   

Если он всё верно понял — семь демонов побывали прямо в этой комнате, а один вовсе чуть не сжёг его диван. Да что побывали — возможно, до сих пор где-то здесь... Ник поёжился, сполз с кровати и отправился на встречу новому дню. Дню, которого не должно было случиться. 

Странное ощущение. Обычно люди, пережившие смертельную опасность, осознают ценность человеческой жизни и больше никогда не рискуют. Начинают вести блог, заниматься саморазвитием и брать от жизни всё, потому что она так прекрасна! Часто начинают с чистого листа. А Николас пёрся на уроки, накинув на голову капюшон толстовки и курил, глядя себе под ноги. Мир казался не обновлённым, а всё таким же серым и поганым. 

Утро выходило солнечным, несколько прохладным, с едва заметным ветром. Лучи даже пытались его греть, а заодно согревать холмы, от вида которых по любому скоро будет тошнить. Редко встречались на дороге люди, но не замечали — да и кому он нужен, если так задуматься? Кто действительно спохватится, если Ника вдруг не станет? Сьюзен разве что. Он никогда не ненавидел сестру, даже не завидовал, а только жалел. Ярлык “звезды” был той ещё занозой в заднице, парень знал — в детстве успел и на нём повисеть. Где его только ни пытались пропихнуть, куда ни порывались записать. Николас до сих пор сносно играл на пианино, хотя сесть на шпагат точно не сможет. На последние занятия гимнастикой его просто притаскивали за шиворот, ведь “за что-то же мы платим деньги!” Ник молчал. Возражать в духе “Я не просил” было бессмысленно. Что сделаешь в девять лет против матери, которую на самом деле очень жаль?