— Нет, Русик, я домой. И ты езжай, скоро Новый год, а подарки, поди, до сих пор в магазине на полках?

— Есть такое, — Рустам опустил голову. — Но ничего, я все успею. Знаешь, после первого ребенка я думал, что стою на краю пропасти, а мне в спину тычет миллион невыполненных дел, а после третьего – уже море по колено. Я же суперпапа, все смогу, все успею!

— Давай, суперпапа, беги, пока я не передумал.

— Охрана внизу, до второго числа с тобой усиленный наряд. И не вздумай сопротивляться! — Рус махнул кулаком и выбежал из кабинета.

— Ладно…

Офис пустел стремительно. Тишина паутиной растекалась по этажам, съедая любимые мною звуки оргтехники, цокот женских каблуков и тихие переговоры сотрудников.

Налил новую порцию кофе, вышел на террасу, вбирая в легкие морозный воздух декабря, и закурил.

Вроде, все прошло как по маслу, а грудь все равно тисками сжата. И мысли… Такие путанные, резкие, как испуганная стая воронов. Я ещё раз осмотрелся, прекрасно понимая, что просто тяну время, и, подхватив пальто, вышел из кабинета.

— Вадим Дмитриевич, домой? — Фёдор открыл дверь авто и, махнув охраннику, шустро занявшему кресло спереди, вклинился в поток.

Город просто сиял от бесконечных паутин гирлянд, вывесок с зазывными распродажами для зевак-туристов. Зима в этом году пришла рано, снег выпал в октябре, а к ноябрю его было столько, что коммунальщики захлёбывались в работе.

Мы, как обычно, на центральном проспекте оказались зажатыми в пробке, поэтому оставалось лишь глазеть по сторонам. Странно… Дел никаких нет, все бумаги подписаны, отчетная статистика закрыта, а внутри все равно растекается обжигающее беспокойство.

Глаз зацепился за толпу девчонок, весело отплясывающих от холода на светофоре. Что за тупость – надевать короткие юбки и чисто символические куртки, которые холодят даже меня! А одна, особо бесстрашная, была ещё и без шапки… В этот момент девушка тряхнула головой, и по спине рассыпались серебристые, покрытые сверкающим инеем локоны, в которых путались резные хлопья снега.

Сердце ухнуло… А ещё недавно спутанные мысли стали обретать абсолютно реальные очертания. Крошка…

С момента той аварии прошло четыре дня, а новостей всё не было. Придорожная Дюймовочка и правда родилась в рубашке, раз пережила самую сложную ночь, находясь под присмотром Герберта Ивановича, вот только в сознание не приходила.

Перед отъездом в город я зашёл к ней на пару минут, сам не понимая, зачем. Просто стоял как истукан и пялился на хрупкую девку без имени и прошлого, что так отчаянно пыталась спастись, бросаясь под колёса моей машины.

Она лежала, как заколдованная принцесса, на лице её не было ни румянца, ни признаков жизни. Мы думали, что та плотная багряная корка на её лице — это месиво рваных ран, но оказалось, что это просто застывшая густая кровь, которую смыли волшебные руки старика Герберта. Ровная, почти прозрачная кожа пестрела тонкими порезами, которые уже затягивались благодаря травяным отварам и чудо-мазям собственного производства, но жизни в ней всё равно не было. Еле дышащая. Спящая. И на удивление красивая.

С одной стороны, мне хотелось оттянуть тот момент, когда от тупого созерцания этой Крошки придётся перейти к делу, но с другой стороны, на душе поселилась какая-то новая, доселе неведомая и чуждая мне эмоция. Она, как роза в хрустальной колбе, была только у меня… Просто была.

— Вадик, что ты несёшь? — рыкнул я сам на себя и шлёпнул по кнопке, чтобы поднять наглухо тонированное стекло и избавиться от взглядов водителя и охранника. Достал телефон и набрал мою помощницу по дому.