Решение, такое логичное и очевидное, но открывшееся только сейчас, поразило ее до глубины души. И как она сразу не догадалась?!

— Значит, так. — Усмехнулся демиург, когда она решительно шагнула навстречу к нему, минуя границу. Чары выпустили ее легко. Также незаметно когда-то ушла и Эсмина… Об Эсмине думать не хотелось.

Стоило ей выйти в лес, как ощущение нереальности пропало: ощущения, звуки, запахи кубарем накинулись на Ринайю, чуть не сбив с ног. Легкие поглаживания ветра по шее и чуть оголенным плечам, выглядывающим из широкого ворота нижней рубахи, крики филина вдали, шум древесных крон, аромат влажной хвои и подлунных цветов, благоухающих так неистово, будто это была их последняя ночь…

Ринайя нашла демиурга среди всего этого многообразия почти что наощупь: у неё закружилась голова, и она сделала несколько быстрых шагов в направлении слепой, бездумно влекущей ее силы. Невеста врезалась в него, словно в скалу, и застонала от удовольствия. На мгновение замерзла и почти сразу согрелась. Его руки обхватили ее, жадно нырнули под рубашку, опаляя спину.

Тело и разум Ринайи охватил огонь. Волна жара прошла от кончиков пальцев до макушки, сметая отголоски мыслей и превращая ее волю в податливый, мягкий материал, только и ждущий вмешательства извне. Ноги девушки подгибались, и чтобы не упасть, она обхватила крепкую мужскую шею руками. Широко распахнула глаза, позволяя колдовскому взгляду проникнуть внутрь себя и, опираясь на этот взгляд, как на нечто властное, покровительственное — то, чему можно доверять безгранично — потянулась к нему лицом.

— Что ты делаешь?.. — в его голосе вдруг проскользнула неуверенность, и сам он оторопело отшатнулся назад.

Но Ринайя, не обращая внимания на его удивление, все-таки дотянулась до его губ своими. Губы демиурга оказались твердыми и очень, очень холодными… сперва. Стоило ей прикоснуться к ним, как ее жар слился с его морозом, растопил лед и жёсткость. И бесчувственная, чёрствая оболочка пошла трещинами, привычный образ заколебался — а под ним, отталкивающим и холодным, проглянуло нечто совсем другое.

Ринайя упала в ощущения, прикасаясь к открывшемуся ей фрагменту чужого мира, отдаваясь новому и сама становясь его частью. Могучая горная река, скованная льдами, как тисками, вскрылась и забурлила, бескрайняя снежная равнина уступила место весеннему разнотравью. Под этим всем проступило нечто другое, но не менее мощное: тягучее, как патока, и сладкое, как мед диких пчел, иногда приносимый охотниками из лесу. Нежное и игривое, как золотые лучи солнца, проглядывающие сквозь колеблющуюся зеленую листву. Ласковое и приятное наощупь, словно шерстка оставленного дома кота, и волнующе прекрасное, словно тепло от жарко натопленного очага.

Все хорошее и приятное, что было в жизни Ринайи, слилось в этом едином, многомерном и многогранном прикосновении ее губ к губам демиурга. И, закружившись в этом круговороте чувств и образов, она потеряла сознание.

7. 6

Просыпаться не хотелось. В состоянии перехода из тёплого, медового сна в промозглое утро реальности Ринайя зажмурилась и попыталась вернуться в дрёму… туда, где ещё несколько мгновений назад она чувствовала себя счастливой, на своём месте… туда, где можно было встретить его.

- Яра, вставай. Ну чего ты разоспалась сегодня? – недовольный голос Хазрель, пытающейся растолкать подругу, грубо развеял остатки утренних грёз.

Ринайя потянулась и открыла глаза, встретившись лицом к лицу с пасмурным небом.

- Доброе утро, - тихо произнесла откуда-то сверху и сбоку Мара.