Иллиадар на мгновение задумался.

– Может, попробовать сделать его более прозрачным? – спросил он. – А то из-за этой золотистой пыльцы ничего видно не будет.

– Попробуй. Только пока накрой только нас, а потом экспериментируй.

В итоге барьер получился почти прозрачным. Хотя от золотистой пыльцы избавиться полностью не получилось.

– А сейчас растягивай на всех.

– Надо предупредить, а то испугаются еще, – Иллиадар хлопнул по плечу мужчину перед собой. – Передайвперед, что я сейчас всех укроюбарьером. Скажи, чтобы сообщили отцу.

Воин кивнул и тут же отвернулся. Вскоре он обернулся к нам обратно.

– Его светлость передал, что все услышал и понял, можете делать, как пожелаете.

– Отлично, – страж кивнул, и барьер моментально растянулся вперед, укрывая всех нас. Вид был такой, словно мы шли внутри вытянутого мыльного пузыря.

Как показало недалекое будущее, идея с барьером пришла в наши головы весьма своевременно.

Началось все как обычно. Мы нашли подходящее место для ночлега и собрались вставать лагерем. Иллиадар как чувствовал, не убирал барьер, а растянул его на максимальное расстояние, чтобы люди не ощущали себя зажатыми. Я волновалась, что стражу будет сложноколдовать так долго, причем выполняя и другие действия, но он заверил меня, что это совершенно не трудно для него.

Когда мы развели костер и повар принялся за приготовление пищи, из дыры в стене, на которую никто толком не обратил внимания, выползла громадная сороконожка. Увидела ее Агата, закричавшая так, будто ее убивают. Все тут же всполошились, повытаскивали мечи, озираясь.

Когда я увидела этого мутанта, то мне стало дурно. Я и так не слишком любила насекомых, а при виде сороконожки метра два длиной кому угодно станет плохо.

Бросив быстрый взгляд на стены, я прикусила губу – оказывается, они все были усеяны дырами. И как мы не заметили сразу?

Сороконожка между тем попалась весьма агрессивная.Она подползла к барьеру и принялась трогать его своими усиками, а потом приподнялась и, как мне показалось, попробовала его кусать. Иллиадар тут же подтвердил, что да, она пытается грызть барьер.

– Будем уходить? – спросил Иллиадару отца.

В этот момент я заметила, что из дыр полезли еще сороконожки. И все, как одна, направились к барьеру.

– Дави их, – сказала я. – Если мы сейчас пойдем дальше, то они последуют за нами. И толку тогда уходить? Ты же можешь раздавить их, увеличив барьер. Прямо о стены.

Говоря это, я ощущала, что еще немного - и меня начнет тошнить.

– Не стоит, – промурлыкало внизу. Я опустила взгляд и выдохнула. Около моих ног на плоском камне сидел Монту. При этом он умывался и поглядывал в сторону сороконожек довольным взглядом, будто видел перед собой куски ходячего шашлыка. – Я сам с ними справлюсь. Это скородеции. У них, знаешь ли, очень вкусное мясо. Просто нужно знать, как их достать из панцирей.

– И как же ты их достанешь? – я с опаской и брезгливостью посмотрела на нашествие громадных сороконожек. Нет, я понимаю, что все существа достойны жизни и не нам решать, кто может жить, а кто нет, но понимание не мешает мне передергиваться от отвращения при взгляде на нечто подобное.

– Да, кстати, – Монту бросил своё занятие, поднялся и прошелся возле моих ног, поглядывая за барьер с легким предвкушением, – их мясо становится вкусным только тогда, когда им внутрь попадет яд моркота. У них под челюстями есть одно местечко, совершенно незащищенное панцирем.

Сказав это, Монту буквально испарился. А потом сороконожки одна за другой начали биться о землю, скрежетать своими многочисленными ногами, скрипеть и извиваться.