– Не надо с ним спорить. Если он что-то твердо решил, его не своротишь.

После ухода Кузнецова в Президиум Верховного Совета первым замом стал Георгий Маркович Корниенко. Он взял на себя всю практическую работу по руководству министерством. О своем заместителе Громыко был высокого мнения. Оказавшийся в кабинете министра дипломат рассказывал, как Андрею Андреевичу позвонил один кандидат в члены политбюро и хотел посоветоваться. Он ехал в США во главе делегации, предполагал, что возникнет вопрос о сокращении ядерных вооружений. Так вот, он намерен сказать следующее…

Громыко его прервал и сказал:

– Что бы вы ни сказали, вы можете допустить неточность, а это осложнит переговоры. Этот вопрос в Союзе знают только три человека: Брежнев, я и Корниенко.

Министр – от Молотова до Громыко – оставался для дипломатов почти божеством, абсолютно недоступным. Можно было проработать всю жизнь в МИД и ни разу не увидеть министра. К нему допускались только самые высокие по рангу дипломаты. Время приема у министра устанавливал его первый помощник Василий Георгиевич Макаров, известный своими грубыми манерами. Но министра он устраивал, поскольку, как хороший сторожевой пес, надежно ограждал от внешнего мира с его неприятностями и сюрпризами. В МИД злые языки утверждали, что есть один способ расположить к себе первого помощника – он был неравнодушен к материальным благам. Тогда дверь кабинета министра могла приоткрыться.

Громыко никого не называл по имени-отчеству, только по фамилии. За исключением членов политбюро – они друг к другу обращались по имени. Наверное, в нем это сохранилось со старых времен, но для его ближайших помощников это было не очень приятно. Один из них как-то заметил:

– Наверное, он даже не знает, как меня зовут.

Громыко в мидовских делах был неограниченным самодержцем. Но некоторые послы, лично известные генеральному секретарю и потому уверенные в себе, пытались донести свое мнение до политбюро через голову министра. Посол имел право адресовать свою шифротелеграмму не только в Министерство иностранных дел, но и отправить ее «по большой разметке», то есть всему руководству страны. Шифровки от послов они читали в первую очередь.

Громыко, ясное дело, не любил, когда послы обращались к Брежневу, минуя министра, даже прямо запрещал им это делать. Впрочем, могущественный Андрей Андреевич не всегда был властен над послами в крупных странах, позволявшими себе своевольничать. Некоторых послов и назначали без участия Громыко.

Сергей Георгиевич Лапин, который со временем возглавит ТАСС, а затем Гостелерадио, рассказывал, как его в 1965 году вызвали на заседание президиума ЦК. Брежнев заговорил о том, что нужно найти посла в Китай – это был момент, когда отношения с Пекином стремительно ухудшались. Брежнев долго перечислял качества, нужные послу, а потом вдруг сказал:

– Мы полагаем, что такими качествами обладает товарищ Лапин.

И тут же решение было принято.

В 1973 году бывшего министра сельского хозяйства Владимира Владимировича Мацкевича назначили послом в Чехословакию. Мацкевич поехал на Смоленскую площадь в Министерство иностранных дел. В 4-м европейском отделе зашел познакомиться с Борисом Покладом, который отвечал за Чехословакию.

«Мацкевич, – вспоминал Поклад, – рассказал о себе, где он работал, о своем хобби – охоте. С удовольствием и довольно долго перечислял награды, которые получил на этом поприще. Сказал, что совсем недавно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата сельскохозяйственных наук. Причем на заседании ученого совета было высказано мнение, что представленная диссертация отвечает требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям».