Глава 6. Открывай ворота
Москва, лето, начало 90-х годов ХХ века.
Невестка сидит у постели заболевшей свекрови и плачет. А свекровь расчувствовалась и решила сказать ей что-то ободряющее:
– Не расстраивайся, Леночка. Кроме чужих неприятностей, есть еще и другие радости в жизни.
«Не дай Бог человеку жить в эпоху перемен».
Китайская пословица
И ведь с утра все было хорошо. В Москве и ее окрестностях начало лета – моя любимая пора. Птички, солнышко, ставшее уже родным величественное здание института, построенное с советским размахом как дворец науки в 50-е годы. И я – молодой перспективный ученый, успешный и полный энтузиазма, замыслов…
На ступенях крыльца по традиции приятная встреча с секретаршей генерального директора, моей подругой, курилкой и кофеманкой. Ее «всегдашняя» поза: в правой руке сигарета, в левой хрустальная пепельница. Это стойка, выражающая готовность сделать все для процветания предприятия и радости директора.
Но, по выражению ее лица понимаю: что-то случилось. И это «что-то» очень серьезное. И точно…
Увидев меня, она кивнула и нервно загасила сигарету в пепельнице. Несмотря на сильный характер этой женщины и желание удерживать на лице улыбку, скрыть тревогу в глазах ей все-таки не удалось.
– Сразу поднимайся к шефу! – с ходу заявила «правая рука генерального». И потом уже добавила помягче: – Здравствуйте, Олег Дмитриевич.
Генеральный ходил вдоль и поперек кабинета, иногда ускоряясь или останавливаясь. Мне приходилось вертеть головой, отслеживая это «броуновское» движение.
Только что он объявил своему «заму» по науке, то есть мне, что все работы института остановлены по вине заказчика.
Я продолжал недоумевать:
– Как разорвали договор? Это же государственная структура, запланированные работы, а не кооператив по производству горшков! Мы все выполнили, люди работали полгода… зарплаты, командировки, оборудование?…
Руководитель института резко остановился и, заложив руки за спину, стал смотреть в окно. Но, видимо, и там академик не нашел ответов на мои вопросы.
Наконец, он резко повернулся, сел за рабочий стол и стал говорить, медленно, будто оценивая каждое слово. Мне даже показалось, что он сам слушает то, что произносит его рот. И наверное, удивляется услышанному не меньше моего.
– Перестройка – это как революция. Понимать надо ситуацию. Государства теперь нет, вернее, оно будет скоро совсем другим. Изменятся все отношения между людьми и на предприятиях[10].
Ему явно было неудобно передо мной – полгода работы института, полторы тысячи человек – «коту под хвост». Это он объявил мне, но и сам, похоже, хотел навести порядок у себя в голове.
– Видимо, нашего института скоро тоже не будет! – выпалил генеральный на одном выдохе.
Я чуть со стула не упал. А шеф продолжал говорить, внимательно всматриваясь в какую-то бумажку на столе:
– Ты вообще представляешь, что такое безработица?
– Ну, это же только в капиталистических государствах. А в нашей социалистической стране, слава Богу, такого нет. Работы всегда хоть отбавляй.
– Думаю, все начнется: и безработица, и инфляция, и частный бизнес, и шут его знает что еще. А главное – наука станет никому не нужна, особенно фундаментальная.
Ну просто убил! Важная и интересная работа – разворачивание Межгосударственной программы по спасению людей в зонах стихийных бедствий. Теперь это никому не нужно!?
Шеф достал из ящика стола какие-то таблетки, проглотил их и запил водой. Немного покашлял, явно волнуясь, объявил почти торжественно:
– Одним словом – в отпуск. Сначала оплачиваемый, а потом не знаю.