– Мужики, спасибо! – гаркнул Андрей. – Кузьмин, отводи людей, дальше сами, нечего толпиться!

Снайперы – кто с пулеметом, кто с фаустом, кто со снайперской винтовкой – растеклись по всему Берлину, устраивали гнезда в развалинах, выискивали мишени. Но в этом районе больше никто не стрелял.

Крейцер получил тычок для ускорения и первым метнулся под арочный свод. Свалился под колеса сгоревшего грузовика, перевел дыхание, держась за грудь. Остальные повалились рядом, давясь матерками.

– Говорил же, Людвиг, все у вас получится… – выдохнул Андрей. – Не обижайтесь, что иногда приходится распускать руки, иначе вас с места не сдвинешь… Отдышались? Вперед!

Снова запрыгали с места на место, понеслись через открытые участки. Остался позади замкнутый двор, по курсу выросла вереница трехэтажных жилых строений, имеющих жалкий вид. В стенах зияли провалы, чернели оконные глазницы. Там могли быть снайперы.

Яростно зашипел Корзун, показал пальцем. В стороне пробегала канава со вскрывшимися канализационными трубами. Контрразведчики скатились в нее, потом полезли наверх, озираясь. Бег с препятствиями продолжался еще минут пятнадцать. В канаве валялись истерзанные трупы в штатском, с повязками фольксштурм на рукавах. Видимо, прятались от обстрела и дружно попали под снаряд.

В здании напротив зиял пролом, до него можно было добежать за несколько секунд. Но снова пришлось пережидать, вонзая ногти в спрессованный грунт, – дрожала земля, бой в соседнем квартале разгорелся нешуточный, падали шаткие конструкции, оседали, разрушаясь, фрагменты стен. Разлетались осколки, над канавой проносились шальные пули.

– Всем лежать, – приказал Ракитин, стаскивая сапог и высыпая из него землю. Портянка почернела, превратилась в жалкий комок материи.

– А чего лежать-то? – буркнул Вобликов. – Дыра рядом, добежим.

– Лежать, говорю! Заняться нечем? Путевые заметки пиши! Успеете еще на тот свет!

– А мы и так на том свете, – проворчал Шашкевич, свернулся рыболовным крючком и принялся рыться в папиросной пачке. Там все превратилось в квашню. Шашкевич ругнулся, сунул в рот щепотку табака с обрывками курительной бумаги, стал усердно жевать. Остальные терпеливо ждали. Крейцер уткнулся носом в землю, прерывисто дышал. Вся его спина была белой. Китель порвался, разошелся по шву. Пальба в соседнем квартале стала стихать, потом и вовсе прекратилась. Сквозь звон в ушах прорывался рев танкового двигателя. Танк пятился, шум затихал. Через пару минут настала оглушительная тишина.

– Поднялись, – скомандовал майор. – В дыру…

Позади строения начинались городские кварталы. За бетонным забором что-то густо дымило – возможно, хранилище нефтепродуктов. Округа казалась вымершей. Кое-где валялись неубранные трупы. Вдоль кирпичного забора в глубину квартала вел проход.

– Давайте, Людвиг, чешите. Честно говоря, надоело с вами нянчиться. Как говорят в ваших верующих кругах, да хранит вас бог.

– Хорошо, я пойду… – Крейцер колебался. Он действительно не хотел возвращаться, это сквозило в каждом его движении и каждой гримасе.

– Вдоль забора, – сориентировал его Ракитин. – Бегите что есть сил, можете что-нибудь кричать, махать руками. А мы поорем вам вслед, постреляем… Не волнуйтесь, не попадем.

Они задумчиво смотрели вслед убегающему немцу. Все было зыбко, шатко, весь план мог рухнуть из-за малейшей случайности. Они кричали что-то непереводимое, стреляли в воздух, потом попятились за угол и припустились в уже знакомую подворотню.

– Хоть бы дошел, гаденыш немецкий… – в сердцах сплюнул Вобликов. – Знаете, товарищ майор, не понравился он мне – на ногах еле стоял и столько обреченности в глазах…