– Есть, – коротко ответил Плещеев, чем немало поразил старого разведчика.

– Вы меня несколько удивляете. Вас что, не смущает сие задание? У вас же совсем нет опыта в такого рода делах.

– У меня много в чем нет опыта. Приказ есть приказ, и его надобно исполнять.

– Ладно. Ответ достойный. С чего хотите начать?

– Могу я увидеть шпагу, которой был нанесен удар?

Симолин позвал секретаря и велел принести вещи с места преступления.

– Поскольку обе стороны конфликта оказались русскими, полиция не стала вмешиваться, передала нам самого Касатонова, ну и почти все вещественные доказательства, в том числе и орудие убийства.

Получив шпагу, Плещеев стал внимательно ее рассматривать, особенно место слома.

– Что я могу сказать. Шпага офицерская гвардейская пехотная, мастерская братьев Юдиных. Клинок немецкий «Алекс Коппель».

– Откуда такие познания?

– Я же был каптенармусом гвардейского полка и заказывал такие шпаги, да и клеймо имеется. Юдины для гвардейских шпаг используют клинки исключительно из Золингена.

Плещеев продолжил свое обследование.

– Вот тут, на внутренней стороне эфеса, кажется, литеры имеются. У вас есть увеличительное стекло?

– Да, пожалуйста, – Симолин вынул из стола лупу в бронзовой оправе.

– Точно так, «Аз, Люди», – рассматривая эфес, подтвердил Плещеев.

– Дайте я посмотрю.

Симолин тоже стал разглядывать эфес.

– Надо же, вот они, очи молодые, – с некоторой досадой произнес он.

– Неудивительно, буквицы маленькие совсем.

– Это меня не оправдывает, – вздохнул Симолин.

– Скажите, на Квашнине был колет или какая-то другая защита?

– Нет, просто камзол.

– Немецкие клинки от такого удара не ломаются. Шпага была сломана либо после инцидента, либо кончик изначально подпилили, – уверенно констатировал Плещеев.

Он еще более скрупулезно стал разглядывать место слома через увеличительное стекло.

– Отломился самый кончик. Не понимаю, как такой небольшой кусочек мог стать причиной смертельной раны.

– Да, но шпага могла при этом войти глубоко.

– Шпага практически всегда ломается в месте укола вне тела. А где этот самый обломок?

– Вероятно, остался в убиенном.

– Что с телом? Кто-то осматривал его?

– Нам пока его не выдали, англичане держат где-то в мертвецкой.

– То есть полной уверенности, что острие шпаги находится в теле, у вас нет. Что говорит сам Касатонов?

– Он утверждает, что совершенно не помнит, как все произошло. Они якобы засиделись в игорном доме, карты, выпивка, вышли все вместе уже глубокой ночью. И все! С того момента память как отшибло.

– У Квашнина что-то пропало?

– Так, казалось бы, ерунда. Шпага, запонки, пряжки с туфель.

– Пряжки, они что, золотые, с камнями?

– Да нет, что вы, какие уж там самоцветы, род у него захудалый, только жалованье по чину да небольшая стипендия на прожитье от государыни.

– Странно все это, не правда ли? – рассудительным тоном задался вопросом Плещеев. – Казалось бы, пьяная поножовщина, коих случается великое множество, и для англичан, судя по количеству пивных в Лондоне, ситуация, видимо, столь обыденна, что они даже отказались от расследования, да и убитый не ясновельможный пан. Думаю, и тело англичане хранят по вашей просьбе, оно им ни к чему, закопали бы давно и дело с концом. Тем не менее вы проявляете серьезную озабоченность и настаиваете на расследовании, отсюда предполагаю, что Квашнин был не просто учеником на верфях.

– Однако, – с удивлением произнес Симолин, – в логике рассуждений вам не откажешь. Придется сознаться. Совершенно верно. Он являлся нашим агентом, правда, малоопытным.

– Неужто вы денег ему не добавляли?