– Господин Вырапаев сейчас в Москве.

– Когда он вернется?

– Завтра ночью.

– Передайте ему мою просьбу, хорошо? Буду ждать вашего звонка.

Лыков разъединил телефонную связь с присяжным поверенным и спросил жену:

– Авдотья уже ушла?

– А ты как думал? – возмутилась Ольга Дмитриевна. – Одиннадцатый час ночи. Вы там совсем сдурели, скоро дорогу домой забудете.

– Тогда сойди за кухарку, разогрей мне чего-нибудь поесть.

– Я подам тебе на кухне, ладно?

– Угу.

Статский советник вымыл руки и пошел в столовую за английской горькой водкой. Отнес ее в кабинет, пряча от жены, там ухнул большую рюмку и устало развалился в кресле. Фартовые сговорились со шпионами… Если тут единичный случай, куда ни шло. А если нет? Сорокоум должен знать такие вещи. По крайней мере то, что творится в Петрограде.

Много лет назад Алексей Николаевич уже сталкивался с подобным. На Сахалине японцы вербовали русских каторжников, устраивали им побеги, обучали шпионским приемам и возвращали в Россию с поддельными документами. Они создали целую разведывательную сеть из уголовных[15]. Еле удалось тогда ликвидировать эту агентурную организацию, и то не до конца. Теперь вот германцы, возможно, пошли по такому пути. Или все же единичный случай? Главанаков – редкостный негодяй. Так и так надо взять его к ногтю. Захочет ли только «иван иваныч» помочь сыщикам поймать его? Хоть и должник, но свои интересы важнее.

Ответ на этот вопрос Лыков получил через сорок восемь часов.

Сорокоум выслушал гостя с непроницаемым лицом, посмотрел зачем-то в окно и уточнил:

– Шнуры с узлами чьи были, Пашки или того германца?

– Мы нашли в номере у Веделе. Но Пашка мог их туда принести.

– Он и принес.

– Почему ты так думаешь? – встрепенулся статский советник.

– Я встречался с Бравым месяц назад. И он предложил мне наладить наблюдение за железными дорогами, по которым снабжается Северо-Западный фронт.

– Ого! Так прямо и предложил шпионить на врага?

– Без всяких там… как уж?

– Эвфемизмов?

– Да, без них, – кивнул «иван иваныч».

– По законам военного времени расстрельное дело, – осторожно напомнил сыщик.

– А я так ему и сказал. Извини, Паша, но есть менее опасные способы заработка. Твой слишком рискованный.

– А он?

– Попробовал уговорить, – отмахнулся Рудайтис-Вырапаев. – Я, знамо дело, не поддался. Бравый и так, и эдак, потом смирился. Одну важную вещь он мне сообщил. Есть такой Жирносенов, бывший налетчик. В бегах, как многие. – Лыков тут же записал фамилию. – Так вот, сей фрукт служит сейчас старшим весовщиком на станции Дно. Под чужим именем, естественно. Пашка заявил, желая меня купить: Жирносенов получает от него сто пятьдесят рублей в месяц! За то, что записывает военные эшелоны и сообщает.

– Вот сволочь, – вырвалось у сыщика. – Его веревки с узлами мы нашли в номере. Или у Пашки таких «счетоводов» дюжина. Но ты просто отказал ему? Не подумав сообщить в контрразведку?

«Иван иваныч» откинулся на спинку стула:

– Ты, Лыков, все время хочешь сделать из меня осведа. И сколько готов положить из сыскного кредита?

– Ларион! – попробовал воззвать к патриотизму собеседника сыщик. – Ведь война! Кровь льется рекой. А он шпионам продался.

– Вы эту войну начали, с вас и спрос будет.

– Я ее не начинал.

– Ну твой царь начал. Он и ответит, не сомневайся. А я почему должен на своего товарища доносить? Который из блатных, как и я.

– Так… Значит, помогать мне изловить германского пособника ты не будешь? А называл себя моим должником.

«Русский Мориарти» смутился:

– Здесь другое… честь фартового не позволяет сдать товарища…