Казалось бы, дела налаживались, но именно в этот день у генерала Мышлаевского окончательно сдали нервы. Узнав, что железная дорога на Карс перерезана, он ударился в панику. Командующий армией решил, что Сарыкамыш теперь не удержать. И приказал находящимся там войскам сжечь склады со всем содержимым, после чего пробиваться на север. Еще Мышлаевский разделил силы основного отряда на два корпуса: собственно 1-й Кавказский генерала Берхмана и вновь созданный Сводный, во главе которого он поставил Юденича. Корпусам он тоже велел отступать. Затем профессор военного искусства уселся в автомобиль и по патрульной дороге[50] через Каракурт и Кагызман драпанул в Тифлис «для организации обороны Закавказья». С тех пор в русской армии его звали не иначе, как «панический генерал». Спустя время Мышлаевского тихо вывели в отставку, как говорили в войсках, с пенсией и халатом…

Как назло, в этот же день к Сарыкамышу прибыл Энвер-паша со своими михелями и лично возглавил операцию по штурму селения. К месту сражения подошли еще две турецкие дивизии 10-го корпуса – 30-я и 31-я. Теперь уже пять дивизий готовились к атаке русских позиций…

Утро 16 декабря началось атакой со стороны Али-Софии пехоты Хафыза Хаккы-бея. Одновременно с Турнагельских высот помчались вниз аскеры Исхан-паши[51]. В полную силу заговорила мощная турецкая артиллерия. Кабардинцы, переброшенные под Али-Софию, не удержались и начали пятиться. На каждого русского приходилось шесть врагов! Вдруг, не дойдя немного до казарм Елисаветпольского полка, обескровленные, казалось, роты повернулись к врагу лицом и перешли в стихийную контратаку. И штыками погнали численно превосходящего их противника обратно, вплоть до бригадного стрельбища. Лишь слабость полка после стольких боев не позволила кабардинцам закрепиться на новых позициях.

Турки попеременно давили с двух сторон: то на Верхний Сарыкамыш, то на главный. После отступления от Елисаветпольских казарм они навалились на Орлиное гнездо и железнодорожный мост. Три подряд атаки кончились ничем.

После полудня вражеские дивизии вновь кинулись к казармам и едва их на этот раз не взяли. Кабардинцы опять медленно отступали. Линия фронта стала вогнутой, и это неожиданно помогло русским. Шедшие клином турки попали под перекрестный огонь с флангов и были сметены им. Кто уцелел, бежал обратно в лес.

Наконец стемнело. Казалось бы, поле боя опять осталось за русскими. Но Энвер-паша не дал своим войскам отдыха, а послал в ночную атаку. Возможно, это был самый драматичный эпизод всей обороны. В ночи колонна османов неожиданно ворвалась в Сарыкамыш, захватив весь вокзальный участок. Командир кабардинцев храбрый полковник Барковский был убит. Начальник участка полковник Кравченко повел свой небольшой резерв в контратаку, но тоже погиб[52]. Аскеры дошли до середины села, и тогда Пржевальский спустил на них два батальона своих пластунов.

Николай Лыков-Нефедьев в эту минуту в очередной раз прощался с жизнью. Покоптил небо, ну и валяй себе в ящик… Он остался один к моменту внезапной вылазки противника. Поручика загнали в дом на главной улице и ломали дверь. Он отстреливался из-за печки и тем удерживал врага. В подсумке лежали две последних обоймы. Есть еще шашка и кинжал, а дальше все… Сдаться? В таком горячем бою пленных не берут, особенно гололобые. Выскочить через двор и бежать огородами? Пожалуй, единственный шанс.

Тут с улицы послышалось мощное «ура!», враз перекрывшее «алла!». Аскеры, увлеченно ломавшие дверь, бросились наутек. Николка припал к окну. Сил у него больше не осталось, он просто наблюдал. Мимо него промчались пластуны. В расстегнутых полушубках, ловкие, с отважными лицами, с каким-то особенно устрашающим гиканьем, они гнали турок как стадо баранов, прикалывая замешкавшихся штыками. Кто успел войти в селение, были перебиты. «Лампасная пехота»