Моя ошибка оказалась роковой и стоила жизни хорошему человеку.
– Тоха, это Леха! – отворачивая лицо от ветра, прокричал мужик в трубку мобильника, извлеченного из вместительного кармана на колене камуфляжных штанов. – Я чего тебе звоню? Тут какая-то придурочная баба совала нос на яхту, чего-то вынюхивала, расспрашивала про лето, про август. Че за дела, ты не в курсе?
– Как она выглядела? – деловито спросил его собеседник.
– Черт-те как! Высокая, худая, лохматая.
– Что значит лохматая? С химзавивкой, что ли?
– С завивкой? – Леха наморщил лоб, припоминая, и отрицательно покачал головой. – Не-а, просто растрепанная! Волосы такие, полудлинные, завязанные резинкой в хвостик, как у плешивого пони!
– А какие-нибудь особые приметы у этой кобылы были?
Леха еще немного подумал.
– Ага, были! Родинка над губой!
В трубке послышался звук, который издает быстро спущенный воздушный шарик.
– Ну че? – обеспокоенно спросил Леха. – Ты ее знаешь?
– Лучше бы не знал, – в сердцах сказал его собеседник.
– А она тебе номер своего мобильника велела передать, – запоздало вспомнил Леха.
– Номер давай.
– Пиши, – посветив фонариком на визитную карточку, Леха продиктовал приятелю шесть цифр.
– Погоди, я найду ручку.
Голос в трубке ненадолго пропал и снова возник:
– Все, записал. Ты меня слышишь, Леха?
– Ага.
– Одна пара – два сапога! – сердито срифмовал его собеседник. – Ты, Леха, хочешь и дальше жить спокойно, причем на свободе? Тогда давай тоже поработай! А то все я один за двоих отдуваюсь!
Сурово каменея лицом, Леха выслушал инструкции и выключил «трубу». Потом сунул руку в другой карман, задумчиво погремел ключами на связке и шагнул к ограждению пирса, высматривая в неверном свете луны фигурку, ковыляющую по каменистому пляжу.
Вся сжавшись и стараясь двигаться боком, как краб, чтобы подставить усилившемуся ветру поменьше площади собственного тела, я неуклюжим галопом пересекла пляж и затормозила у лестницы, ведущей на набережную. Снизу было видно, что проход наверх перегораживает какая-то темная туша. Разглядеть ее как следует не представлялось возможным, потому что рогатый фонарь светил позади туши, превращая ее в черный силуэт довольно устрашающих очертаний. Туша с равной степенью вероятности могла оказаться стогом сена, переносной баррикадой, молодым гиппопотамом или легкой гаубицей – в темноте я ни черта не могла рассмотреть!
Пока я медлила, не зная, что предпринять, туша ожила. Она пошевелилась и сказала жалобным голосом:
– Что смотришь? Помоги мне!
– Ирка? Это ты?! – я удивилась и даже немного рассердилась.
Сказала же ей сидеть в машине и не рыпаться!
– Какого дьявола ты торчишь на ветру? Хочешь вдобавок к перелому заполучить пневмонию? А ну, быстро в машину!
– Не могу! Он застрял! – воскликнула Ирка со стервозными интонациями Кролика, в норе которого застопорился объевшийся Винни-Пух.
– Кто застрял?
– Гипс!
Я поднялась по лестнице до самого верха, где намертво приваренным турникетом растопырилась подруга. Руками она крепко держалась за перила, одной ногой стояла на площадке, а вторая нога, гипсовая, высовывалась в просвет между балясинами перил. Очевидно, угодив в этот капкан, Ирка дергалась и пыталась освободиться, потому что ее гипсовый ботинок зацепился за балясину, как крюк.
– Стой спокойно, кавказская пленница! Наклонись немного вперед… Держись крепче, я сейчас разверну твою костяную ногу… Теперь подайся назад и потихоньку вытягивай ее, я поддержу… Все! – Я успешно вызволила подругу из капкана и помогла ей развернуться. – Скачи в машину!