– Абсолютно, – очень спокойно отозвался капитан. – Могу я тебя попросить об одолжении? Сообщи мне, пожалуйста, результаты своих поисков.

– Это еще зачем? – Я опять насторожилась.

– Чтобы я знал, дарить ли тебе на Восьмое марта пятый том Стругацких, – безмятежно сообщил капитан.

На этом наш разговор закончился, оставив у меня неприятный осадок. В простодушный интерес Лазарчука к событиям моей личной жизни как-то не верилось.

До обеда по поводу проклятой серебристой «девятки» позвонили еще дважды. Сначала юноша, который сообщил, что точь-в-точь на такой машине ездит его отчим, та еще сволочь. Насчет стеклянной пирамидки с огоньками юноша ничего не знал, зато и вознаграждения за свою информацию не просил. Более того, если эту сволочь, его отчима, посадят за решетку хоть за наезд, хоть за погром на еврейском кладбище, он, юноша, готов был сам заплатить кому угодно и чем угодно, включая собственную натуру. Я вежливо отказалась от юношеской натуры, посоветовав ее владельцу быть терпимее к родным и близким.

Потом в эфир пошел мексиканский сериал, и до окончания очередной серии телефон редакции даже не пискнул, но, едва на экране побежали титры, раздался звонок.

– А сколько дадите? – без приветствий и предисловий деловито спросила какая-то бабка.

– Пятнадцать лет, с конфискацией, – не удержавшись, сострила я, но тут же взяла себя в руки. – Простите, вы по какому вопросу?

– По вопросу вознаграждения за помощь в розыске «девятки», – сказала бабка. – Я знаю эту серебристую машину с зеленой блистюлькой. Сколько даете?

– Полтинник, – не задумываясь, ответила я.

Сумма выскочила из меня автоматически: я и мертвой бомжихе полтинник дала, и лжесторожу у цирка. Похоже, такса сложилась сама собой!

– Баксов? – уточнила бабка.

Надо же, какая продвинутая старушка! И в автомобилях она разбирается, и доллары «баксами» называет!

– Еще чего! Рублей, конечно! – ответила я.

– За полтинник сама ищи, – отрезала бабка.

Я поняла, что придется поторговаться.

– Сто рублей, – предложила я.

– Пятьсот, – сказала вредная старуха.

– Сто! Или я сообщу о вашем звонке в милицию, назову ваш номер – он у меня как раз определился, – и менты заставят вас все рассказать им задаром! Еще и проблем себе наживете! – пригрозила я.

– Ладно, пиши адрес, – подумав, сдалась бабка. – Улица Колхозная, в квартале от рынка, справа от чебуречной.

– Ничего себе адрес, – удивилась я. – Это там водитель «девятки» живет?

– Там я живу, – ответила бабка. – Никодимовна меня зовут, все знают, спросишь – покажут. Привезешь сто рублей, покажу тебе твою «девятку». Все, покедова.

И старуха положила трубку.

– Колхозная, в квартале от рынка – а с какой, интересно, стороны? – задумалась я.

Перезвонить и расспросить старушенцию подробнее возможности не было. Насчет определителя номера я удачно соврала. Хорошо еще, если бабка не обманула и назвала свой адрес правильно!

Я поспешно собралась и убежала с работы – якобы на обед.

Чебуречных у Колхозного рынка оказалось две, плюс одна пирожковая, которую я решила рассматривать как вариант только в крайнем случае, если обе чебуречных отпадут в полуфинале.

Подходя к чебуречной «Минутка», я пыталась сообразить, «справа» от нее – это лицом к обжорке или задом? Если лицом, то справа будет цирк, там я уже была вчера. Буду считать, что две бомбы в одну воронку не падают, и сегодня в цирк я не пойду. Так, а если стать к чебуречной задом, то справа будет собственно рынок. А бабка сказала «рядом с рынком», а не в нем самом.

Я не стала тратить на «Минутку» ни одной лишней секунды, пошла прямиком через рынок к западным воротам, где имелась еще одна чебуречная, с характерным названием «У Аскера». Я снова стала к заведению лицом – справа обнаружился опять же рынок. Повернулась тылом – справа оказалась стихийная автостоянка, протянувшаяся вдоль шеренги частных домов почти на два квартала.