После обеда стала появляться информация. Хороший знакомый в 7-м управлении, выслушав просьбу, осторожно поинтересовался: все ли у майора Кольцова дома? Начал мяться, но в итоге согласился помочь, не поднимая шума.

Олегу Петровичу Никитину было 34 года. Время подрасти до капитана, получить нормальную должность, а не зябнуть в «наружке». Родом из Тамбова, рано остался без отца, угодившего под «дело врачей». Евреев в родне держали, но кого это сильно беспокоило? Мама тоже была медиком, выжила, осталась на свободе. Та репрессивная кампания на ХХ съезде была официально признана ошибочной и даже преступной. Поэтому детей потерпевших в правах не ограничивали.

К медицине Олег Петрович не был расположен, отправился в школу КГБ. Серьезных взысканий за годы службы не получил, серьезных поощрений тоже. Добросовестно тащил свой воз, и все его устраивало. Младший брат по стопам старшего тоже окончил школу КГБ, служил в спецподразделении, сложил голову в Кандагаре в 80-м году, когда в прыгающий по ухабам «УАЗ» попала граната.

Гибель близкого родственника Олега Петровича опечалила, но не подкосила. Он продолжал выполнять свою работу. Мама состарилась, тяжело болела. На личном фронте ничего хорошего – супруга ушла к более удачливому прокурорскому работнику, ребенка взяла с собой. А от алиментов Олега Петровича никто не освобождал. Так что финансовое положение было так себе. Похаживал к некой женщине, проживающей в соседнем квартале, но на оформление отношений не отважился. Проживал один, дважды в неделю навещал мать, привозил ей лекарства, продукты. То есть имел возможность заниматься чем угодно и ни перед кем не отчитываться.

Последний свод данных все расставил по местам. Смена была не его, на суточное дежурство Никитину предстояло заступать только завтра. Но он написал заявление: хочет отработать сейчас, чтобы пораньше уйти в отпуск. Начальство, как правило, шло навстречу работникам.

Михаил осторожно, стараясь не спугнуть удачу, повесил трубку, погрузился в размышления. Бормотало радио на стене. «Радионяня, радионяня, есть такая передача…» Артисты Лившиц и Ливенбук в шутливой форме наставляли подрастающее поколение. Ну что ж, мы рады вас приветствовать, товарищи ребята…

Заглянул Москвин, вошел после разрешающего кивка. За ним бесшумно просочились остальные – поняли, что происходит что-то важное.

Кольцов описал создавшуюся ситуацию. Офицеры поежились.

– Ну что, ребята-трулялята, не много ли удивительных совпадений? – задал риторический вопрос Михаил. – Не пора ли побеседовать с товарищем Никитиным? Заметьте, я пока его ни в чем не обвиняю. Но беседа назрела.

– Похоже, вы правы, товарищ майор, – глухо сказал Швец. – Но мы не можем просто так задержать нашего коллегу и устроить ему допрос. Поставьте в известность полковника Рылеева и получите санкцию. А он пусть извещает руководство Никитина.

– Вообще-то можем, – возразил Кольцов. – Все зависит от выбранной тактики. Беседовать с коллегами на нейтральной почве уставы не запрещают. Но ты прав, самоуправство не пройдет. Всем оставаться на местах, скоро поедем…

– Кольцов, ты спятил? – голос полковника в телефонной трубке вибрировал и глох. – Только в твою воспаленную голову могла прийти такая дичь… Это же наш человек, порядочный работник…

– Вот поэтому, Валерий Леонидович, такие люди и работают на врага годами – никто не верит, что они могут предать. Они же наши! И все так считают, не только вы. А вспомните Олега Пеньковского, некоего офицера КГБ Владислава Ветрова…

– Так, отставить! – рассердился Рылеев. – Ты что себе позволяешь?