— Здравствуйте, — пробормотала я, не в силах отвести от него взгляда. — Кто вы?

Он улыбнулся, сделал шаг вперёд и вдруг оказался совсем близко. Горячее дыхание обожгло мою шею, губы коснулись скулы.

— Мы с тобой пока не смогли познакомиться, — промурлыкал он. — А мне так этого хочется. И тебе, впрочем, тоже…

Горячая ладонь обняла мою щеку, он большим пальцем огладил скулу.

— Да?

…Я резко открыла глаза. Солнечные лучи светили прямо в глаза. Вставать совершенно не хотелось. Тётушка Сарабунда гремела на кухне посудой и кого-то отчитывала. То ли бесю, то плотоядней. Комнатка у меня хоть маленькая, но светлая и уютная.

Рядом вдруг кто-то завозился. Я повернула голову и увидела своего бесяшу. Ага, значит, на кухне воспитывают всё же цветы.

— Что, крокодил? — улыбнулась я и пощекотала шерстяное черненькое брюшко. — Бездельничаешь?

— Ур-р-р, — сообщил он, прижмуриваясь от удовольствия.

Вот, бесятки тоже могут урчать. Не хуже котяток. И, в целом, не такие уж и вредные создания, как может показаться на первый взгляд.

— Пора вставать, — доверительно сообщила я. — Сегодня нам предстоят дела. Пойдёшь со мной по магазинам?

Бесяша сделал вид, что задумался, но потом важно кивнул. То есть, консенсус найден за предельно короткий срок. Правда, тут же обнаглел и попытался свернуться у меня под боком.

— Эй! — возмутилась я. — Ты всё же бес-искуситель, а не котейка!

— Бе, — значительно возразил беся и сладко засопел.

И как бы мне ни хотелось ещё поваляться, всё равно пришлось вставать. Пусть тётушка Сарабунда по утрам меня не расталкивала и коварно не заводила будильник над ухом, валяться было просто неприлично. Совесть велела немедленно подняться и, забыв, что моя хозяйка получила приличное содержание за «рухнувшую из Срединного мира», пойти в ванную. Бесяша тут же всё бросил и помчался за мной.

Правда, вышла я в коридор, всё равно жутко зевая. Однако тут же забыла об этом, потому что глазам предстала невероятная картина: выставленные в рядок плотоядни отчаянно ревели. Почти басом. Перед ними лежала тоненькая книжка, похожая на детскую.

— Ничего не знаю, — донесся голос тётушки Сарабунды. — Пока не будет результата, никто к блинам не притронется.

— Ы-ы-ы! — с надрывом выдал ближайший к плите плотоядень. — За что-о-о?

— За деньги! — не растерялась тётушка Сарабунда. — Ну-ка, быстро перестать устраивать истерику и учить стихи!

— У-у-у!

— Молчать!

— А зачем им стихи? — тихонько поинтересовалась я, наблюдая, как все плотоядни синхронно склонили бутоны и принялись шевелить лепестками, словно повторяя строки.

— Шоб було, — доверительно поделилась со мной мыслями тётушка Сарабунда, перекладывая золотистый блинчик на тарелку. — Знаешь ли, не хочется краснеть за этих оболтусов, если они вдруг начнут из окна на всю улицу разговаривать неприличными словами.

Цветы недовольно заворчали.

— Разговаривать? — повторила я. — Но матом обычно ругаются.

— Ругаются — половина беды, — хмыкнула она. — А вот когда разговаривают, то и правда беда-беда. Теряется тонкая нить предназначения матерного слова и ненормативной лексики как таковая. Ты понимаешь, о чем я?

На всякий случай кивнув, я быстро проскочила в ванную. Холодный душ помог взбодриться и почувствовать себя лучше. А изумительная стряпня тётушки Сарабунды и вовсе подняла настроение. После неё я готова была хоть на баррикады, хоть по магазинам с Мефом!

— Мудофелю спуску не давай, — велела она. — Скромничать не вздумай, с него причитается.

«Нельзя так», — сказала совесть.

«Не каждый день нас с тобой по магазинам водят», — возразила жадность.